Инесса Ципоркина. Жалостливые виды литературыПисатели, не знающие правописания, не понимающие значения слов — это прямо-таки знак времени. Филологи время от времени сладко улыбаются: ну чего вы хотите, язык развивается! Если он так развивается, то как он, спрашивается, деградирует?
И чего ждать от писателя, путающего понятия «ревностный» (старательный, усердный, истовый) и «ревнивый» (испытывающий чувство ревности)? Ах, да, в дебиловатых словарях на Академике сказано, что «ревностный» значит «проникнутый ревностью» — да вот беда, у слова «ревность» два значения: «негативно окрашенное чувство, возникающее при ощущаемом недостатке внимания, любви, уважения или симпатии со стороны очень ценимого, прежде всего любимого человека, в то время как это мнимо или реально получает от него кто-то другой» (ну вики, ты даешь — не определение, а шизофазия на марше) — и (тададаммм!) «усердие, старание, горячее желание как можно лучше выполнить свои обязанности». Устаревшее понятие, но именно к нему относится слово «ревностный», пейсатели хреновы.
читать дальшеВ современной литературе (включая и так называемый мейнстрим) воцарилось непонимание довольно простой истины: синонимы не являются точными копиями друг друга, они — нюансы понятия. Что понимает под синонимом среднестатистический графоман, далекий от литературоведения и ваяющий свои опусы в неглиже с отвагой? Он убежден, что синонимы тождественны. Ему лень соваться в ту же вики, опору дилетантов, чтобы прочесть там предупреждение: «Следует различать синонимы и номинальные определения — последние представляют полную тождественность». Попробуй втолковать это нехитрое правило современному литератору, халтурщику, гонящему объем и забившему болт на то, чтобы в его опусе было поменьше ошибок, включая орфографические. Какие уж там стилистические-речевые неточности, тетенька! Дедлайн — бог, стиль — аццтой.
Поэтому не ждите, чтобы современный опусодел видел разницу определений, посвященных обладателю каких-то качеств — и определений, данных тому, кто испытывает некие чувства или совершает некие действия. Пейсатели и сами не знают, к чему относится эпитет — к качеству, к чувству или к действию.
МТА (многие из коих далеко не «М» и ни разу не «Т») неизвестно отличие «гневного» от «гневливого», «злобного» от «злобствующего», «жалостного» от «жалостливого» — и этих двух от «жалобного». Значения незнакомых слов они уточняют (если уточняют) в вики и на Академике. Здесь дилетанту подсовывают общее значение «выражающий страдание, скорбь, тоску; печальный, унылый, вызывающий жалость, сострадание, жалкий» — и синонимичность всех трех понятий. В результате мы имеем гневливые лица, злобствующие голоса и жалостливый вид.
В русском языке полным-полно подобных нюансов, не только эпитеты, но и глаголы знатно выявляют степень аффтарской безграмотности. Одно- и разнонаправленные глаголы, например. «Идти», «ходить», «шагать», «топать», «шествовать» и еще стопицот вариантов с разными префиксами обозначают разные действия. Разной длительности и законченности, разного направления и эмоционального окраса.
Оттенки смысла невозможно передать парой строк объяснений на Академике. Чтобы их улавливать, надо читать — толстые умные книги, написанные добросовестными дяденьками, знающими слову цену, а не шелупонью, зарабатывающей на новую мобилу. Кто из новейших младоавторов задумывается, что такое эмоциональный окрас слова, фразы, текста в целом? Они смешивают «шокировать» и «ужаснуть». Шокированные убийством родных и близких персонажи, очевидно, произносят над хладными телами: «Я фшоки!» — и оглядываются в поиске уголка, чтобы красиво прилечь в обморок. Ведьмы проводят обряды на ускорение реакций. Эльфы надеются на уникальность своей физиологии. Убитые в стычке отдают богу душу, но одни упокоиваются с миром, другие издыхают в корчах. У создателей подобных стилистических казусов попросту отсутствует чутье на достоверность: где там, в месиве рукопашной, разберешься, кто усоп, а кто издох?
А писатели, не знающие словоформ «класть» и «положить» и вместо них употребляющие несуществующее «ложить»? А писатели, которые путают «намокнуть» и «помочиться»? Ко мне несколько недель назад ненароком заглянул графоман, не знающий разницы между сакральным и сакраментальным. И объяснил: моя и далинская критика их малограмотной армады деструктивна, с ними надо мягше, напевнее. Опосля чего они — графоманы — немедленно исправятся. И будут писать хорошо, грамотно, талантливо.
Свежо предание, да верится хреново.
Благодаря сокращению издательских штатов и затрат книги все чаще выходят в авторской редакции. То есть с миллионом речевых ошибок, одна другой безобразней. А поскольку напечатанное на бумаге кажется если не правильным, то по крайней мере допустимым, то вся эта херь оседает в головах юных читателей. Все эти «ложить в карман», «одевать сапоги», «насмерть растерзанные трупы», «ноги помочились в луже». Я уж молчу про осточертевшие «некому» вместо «никому» (и наоборот), идиотические «ни где», «ни как», «в туне», «в крации», «в добавок»… Доколе, черт возьми, невежество будет считаться средством развития литературы?©
Инесса Ципоркинаhttp://inesacipa.livejournal.com/530297.html
Интересно, она сюда относит только реальные ошибки или от стилизации тоже верещит? А то, знаете ли, так и Гоголя, и Чехова, и кого только не, можно упрекнуть в незнании родного языка и заклеймить графоманом)
Отличить стилизацию, имхо, всё же можно, чаще всего это прямая речь, персонаж быть грамотным и говорить литературно не обязан, но писатель - обязан.
Пы. Сы. Я не граммар-наци ни разу, "одеть-надеть" и "звОнит-звонИт" меня доводит до белого каления как раз потому, что я не считаю соблюдение здесь правил русского языка непременным условием причисления меня к хомо сапиенс) Ударения это вообще отдельный вид зла... То есть, куча примеров таких ошибок и неточностей, которые я прощаю вполне, и не только пушкиным и чеховым, а и людям попроще. Но не путанье призрения и презрения (не умничайте уж тогда, если в значениях не разобрались) и не издевательства над несчастными нутриями...