Ты моя трава... ой, тьфу, моя ива(с) // Дэвид Шеридан, психологическое оружие Альянса
Название: Слова под снегом (рабочий вариант)
Автор: Ribbons Allmark
Соавтор: Lithium Ando
Бета: сам себе бета, как всегда)
Фэндом: вселенная Вавилон 5, с учётом "Затерянных сказаний" и "Крестового похода", как минимум.
Персонажи: из канонного... ну, как пока что предполагается, из собственно канонных персонажей у нас получается-то только Гелен. Прочее - разной степени укуренности фанон, рейнджеры, телепаты и приблудившиеся к ним на свою беду лорканцы, ну и бреммейры, конечно, фоном.
Рейтинг: традиционное "не время для слэшу, война ведь"...
Жанры: Джен, Фантастика, Психология, Экшен, да чёрт его знает, из чего состоит этот салат...
Предупреждения: ОМП, ОЖП, авторский произвол, трава цветёт и колосиццо
Размер: предполагается миди
- Во всём надо искать положительные стороны, - Стефания весело скинула с плеч огромный тюк, - я вот сейчас подумала, что, конечно, нам очень не повезло прибыть сюда именно зимой… Чертовски не повезло, да. Но ведь куда хуже б было, если б мы потерпели крушение на какой-нибудь первобытной, необитаемой планете, верно? Здесь всё-таки есть местное население, оно не дикое, не агрессивное большей своей частью, мы плохо знаем язык, но нам ведь помогают… И выбраться отсюда можно. Могло куда меньше повезти.
читать дальше- Да уж, к проживанию в пещерах и охоте на мамонтов из нас, пожалуй, по-настоящему готов мало кто… - Виктор принял из рук женщины канистру с обещанным средством, - я утрирую, конечно, но полагаю, вы меня поняли. Выживание в тайге, вообще в дикой природе… На самом деле, человек в среднем, в массе своей, и не должен быть готов и приспособлен к этому. Я имею в виду, это ни в коем случае не повод для комплекса неполноценности. Человек адаптируется к тем условиям, которые окружают его сейчас и обещают окружать ещё сколько-то долгое время. Он не обязан быть готов и к тому, что завтра наступит ядерная зима или зомби-апокалипсис.
- Хорошая мысль, - улыбнулась Стефания, - жизнеутверждающая… Хотя не в условиях ядерной зимы или зомби-апокалипсиса, конечно. Это просто из школьных лет ещё… Когда слышала от кого-нибудь такое вот милое, легкомысленное: вот оказаться бы с любимым на необитаемом острове… Боже мой, они ведь себе представляли этот необитаемый остров эдаким райским уголком, где их никто бы не беспокоил и при том ни о чём не пришлось бы беспокоиться им. Пляж, море, солнце, бананы. А хотя бы обеспечить себе еду и жилище… Да они смертельно перессорились бы со своими любимыми на второй день. Потрошить убитую дичь, с маникюром-то… Это, правда, если эта дичь ещё будет.
Это было, наверное, слишком уж горделиво с её стороны… неправильно. С намёком, что вот она-то и дичь потрошила, и эти страшные меховые костюмы шила, она справилась - хотя белоручка, интеллигент, переводчик… Но раз уж подумано, почему бы не было сказано. Правильно или не правильно, по крайней мере, честно. А всякие необитаемые острова и прочая сомнительная романтика дикой жизни ещё тем сомнительно - и мало кто это осознаёт - что вообще скверно это, романтизировать эволюционные откаты. Это помимо того, что наделяет положительной оценкой грубую силу - этого и в современной-то жизни больше, чем надо бы, ещё возвращает к патриархальному распределению ролей. Мужчина-охотник, женщина-стряпуха, мать, хранительница очага… Опять же, многие это и находят романтическим. Дуры. И дело даже не в том, что труд домохозяйки иной-то раз не легче, чем какая-нибудь работа… В этом-то что бы эти принцессы понимали, они плохо себе представляют домашнюю работу без хотя бы стиральной машины или кухонного комбината, для того, чтоб представить, что такое этот самый очаг - «мирно потрескивающий живой огонь», и как весело и легко стирать вещи в реке или хотя бы в корыте, надо и в современной жизни что-то знать… Девочки, с которыми Стефания росла, были, конечно, практичнее. Многие из них происходили из очень бедных семей и ещё помнили, как их матери крутились, как белки в колесе, так что у них и мечты и фантазии были несколько иные, они про необитаемые острова не говорили даже в шутку. Как ни беден был их детский дом, там они имели условия в основном лучшие, чем дома, и твёрдо были намерены ниже этого уровня не опускаться. Когда они были младше и наивнее, они мечтали выйти замуж за миллионеров, когда подросли и поняли, что миллионеров на всех не хватит, да и встретить их шансов в жизни не столь много - запросы стали проще, просто обеспеченный муж, не такой, какими были их отцы. Ну и при том, конечно, верный и надёжный, который не будет изменять и не уйдёт к другой, не бросит одну как-то выживать с детьми… Стефания сильного мужского плеча в своей жизни не чаяла, само собой, и в отличие от одноклассниц, которым внешность давала куда лучшие шансы, её представление если не о счастливой, то о приемлемой жизни было иным - ни от кого не зависеть. Боже мой, стоило б и тем и другим дурам побывать здесь, чтобы научиться ценить плюсы своего времени - не только в смысле бытовых удобств, но и прекрасной возможности независимости… Хотя, здесь не было никакого первобытного патриархального мрака хотя бы в силу невозможности патриархата вообще. И она была глубоко на вторых и третьих ролях в силу того, что не была воином, а не потому, что была женщиной. Женщин в их маленькой команде было всего две, она и рейнджер Далва…
- А что вы там ещё принесли? - голос Виктора прозвучал так неожиданно, что она чуть ли не подпрыгнула.
- А, это… как мне сказали, утеплитель. То есть, это ткань… Её предполагалось использовать то ли для палаток для передвижных лагерей, то ли для утепления стен… В общем, не знаю, для чего это обирались использовать те, кто это покупал. А мне предложили попробовать сшить из этого новую одежду нам. Это ведь лучше, чем перешивать из уже имеющегося, заношенного, из неудобных кусков. Можно раскроить по фигуре, ну, хотя бы примерно… Я, конечно, швея посредственная, но у меня на это больше времени, чем у кого-то ещё, да и по идее, это не сложно. Куртка и штаны. С завязками на запястьях и щиколотках, на поясе, с капюшоном… Может получиться и правда получше, чем то, что сейчас. Во всяком случае, не хуже.
- Да, стоит попробовать, пожалуй.
- На самом деле, я ужасно боюсь, что испорчу материал и ничего не получится. А он ведь, наверное, дорого стоил… Бреммейры машут руками, говорят, что не настолько он им и нужен, они очень добры, конечно…
- Ну, правда, почему бы не попробовать? Кто сказал, в конце концов, что сами бреммейры распорядились бы им исключительно мудро, без всяких ошибок?
Стефания рассеянно щупала край плотной мягкой материи и размышляла, что ведь первой шить на себя она не посмеет совершенно точно, значит, начинать придётся с Виктора, кого-то другого для снятия мерок отвлекать от дел придётся, а он здесь, рядом, а это всё-таки неловкость какая…
- Во всяком случае, здесь, в городе, проще будет найти всё нужное - в смысле, нитки, иголки… Интересно, правда, что у них совершенно нет ножниц? Просто не изобрели, не додумались, незачем было… Волос ведь нет. Ткань они режут лезвиями, шерсть с животных тоже срезают ножами или лезвиями…
- Ну да, и когти свои обтачивают тоже ножами, - Виктор усмехнулся, глянув на свой криво обкромсанный ноготь, торчащий из продранной перчатки, - это проблема на самом деле… Смешная мелкая проблема, как все смешные и мелкие, она очень досаждает. Я регулярно забываю об этой процедуре с тех пор, как она стала такой неприятной, и отросшие ногти продирают пальцы на перчатках. Но потом я вспоминаю, что вам-то тяжелее. Далве проще, она рейнджер, с тех пор, как она обстригла волосы совсем коротко, я иногда забываю, что она тоже женщина. Это здраво и адекватно, конечно, но… Вы-то на это не подписывались. Жить без шампуня и расчёски, не говоря уж о косметике…
- Ну, с расчёской вопрос уже решён, - Стефания подсела к нему и тоже вытащила из чаши со средством от ржавчины какую-то деталь - часть ржавчины уже сошла, похоже, тут ещё есть, что спасать, - я умыкнула в личное пользование одну из чесалок для лошадей. Ничего, жить можно. В остальном же - вы несколько заблуждаетесь, это всё не настолько важно для меня. Да, неудобно, порой неприятно - всё-таки без шампуня, мыла и дезодоранта жить и правда тяжеловато… А косметика - нет, без неё можно жить прекрасно. Я никогда ею особо и не пользовалась.
- Но ведь вы молодая красивая женщина, мисс Карнеску.
- Мистер Грей, я знакома с некими элементарными формулами вежливости, работа, знаете ли, обязывает. Ведь не могли ж вы сказать «Не первой свежести блёклая и неинтересная женщина», в самом деле. Впрочем, если даже избегать личных оценок, хотя здесь они не личные, а объективные… Этикет запрещает называть женщину младше сорока лет иначе, чем молодой и красивой, если только она не сделала вам что-либо плохое, верно? Между тем, я хорошо знаю и себя, и отношение окружающих ко мне. Вы в нашу первую недолгую встречу едва ли слишком много внимания могли обратить на меня, и тому были вполне объективные причины… И теперь вам останется только поверить мне на слово, что весь мой стиль составляла помада телесного цвета и просто аккуратно подстриженные ногти, без всякого маникюра вовсе. Совсем без косметики нельзя - опять же, этикет. Но к счастью, он не обязывает меня раскрашиваться, как попугай. Я не слишком хорошо отношусь к попыткам некрасивых женщин нарисовать себе новое лицо. Этот обман ничего хорошего не даст. Я сама всегда помню, какая я есть, и я с собой вполне в ладу. Если и не в ладу, - добавила она поспешно в ответ на пристальный взгляд Виктора, - то точно не по этому поводу.
- Женщины красятся, чтобы привлечь к себе внимание, - задумчиво проговорил Виктор, - а вы внимания как будто даже боитесь.
- Вот, посмотрите, - Стефания вытянула на ладони отчищенную деталь, - как хорошо. А на неё ничего не нанесли, с неё сняли лишнее. Естественность - лучше всего.
- Ну, детали, смею полагать, вообще плевать, сверкает она как новенькая и отлично работает в связке с другими деталями, или валяется на свалке.
- А о чём должна беспокоиться я? Об отсутствии комплиментов, которые я, извините, всё равно не положу в карман и никак не приложу к работе? Или об отсутствии у меня в мои годы мужа и детей? Полагать, что семья - это счастье, нормально для того, кто по ней тоскует. Никто не сказал, что это получилось бы именно хорошо, примеров тому масса. Очень много способов быть всё равно несчастным, ни к чему перебирать все их.
- Ну, ведь ваша работа не делает вас несчастной? Почему, кстати, вы выбрали такой интересный профиль - врийский язык?
- Потому что редкий. Язык действительно один из очень сложных, по крайней мере, насколько я могу судить, но оно того стоило. Нет никакого смысла учить минбарский или центаврианский, чтобы потом потеряться в море таких же молодых специалистов, из которых потом будут выбирать по престижности учебного заведения или внешней презентабельности. Мне, по крайней мере, дают просто спокойно делать свою работу. Не скажу, что с вриями совсем легко работать, в посольстве это бывает довольно беспокойно… Но меня редко брали сопровождающим переводчиком, в основном я занималась переводом документов, иногда техническими переводами - насколько в моей компетенции... Многие находят скучным, а мне в самый раз. Выбор был не слишком большой, я ведь не на Земле училась, там как раз был карантин… Центаврианский - общий, и второй на выбор. Существа с сильно развитым стадным чувством обычно выбирали минбарский или хотя бы нарнский, и потом удивлялись, почему их не расхватывают с руками на самые престижные места. Можно было ещё выбрать бракирийский, конечно… Но я выбрала врийский. Не жалею.
- И в самом Конгломерате вы бывали?
- Естественно. Проходила языковую практику на Вриитане. Но я мало могу рассказать о жизни и быте вриев, скажу сразу. Я в основном сидела по архивам… Архивам малых городов, где служащие земного языка в большинстве своём не знают, так что практика была и в чтении-переводе, и речевая. Ну, потом, конечно, я ещё самостоятельно учила минбарский, раз уж меня перевели на Минбар, это необходимо…
- Наверное, после врийского это было легко?
- Сложно сказать однозначно. Они разные всё же. Минбарский легче в том плане, что речевой аппарат у землян и минбарцев более схож, и на недостатки произношения, акцент им легче просто тактично не обращать внимания, всё равно понятно, что я говорю… Но грамматика… времена… да и просто разные смысловые оттенки значений… Иногда это совершенно необъяснимо, это нужно просто запоминать. Язык вриев в этом смысле логичен, он подчинён строгим правилам, из которых нет исключений, вообще нет. Запомнить их многочисленные префиксы, а главное - научиться их выговаривать - это трудов стоит, конечно, но у их применения всегда один и тот же порядок, и главное - ну по крайней мере, для меня главное - их язык мало менялся в течение длительного времени, он имел диалекты только в очень далёком прошлом. И он практически не распадается на стили, различается терминология, и только, но это другое. То есть, у меня не возникало специфических трудностей с чтением текстов любой давности, не важно, художественных или технических. Это обусловлено, конечно, историей и вообще особенностями вриев, хотя бы даже телепатическим общением. Для них вербальная речь - вспомогательная… И у них уже не менее тысячелетия нет изолированно существующих этнических групп. Если когда-то у них и были различные, значительно отличающиеся языки, то они очень легко, быстро и окончательно перешли к единому языку, соображения рациональности для них действительно превыше всего. Они не способны испытывать никакой ностальгической привязанности к самобытности языка и культуры в этом плане. Не в ущерб бизнесу. У них ничего не в ущерб бизнесу. Это то, в чём они, при своих обычных межфракционных трениях, спокойно могли договориться, и это приняли все, сознательное приведение языка к всеобщему удобству. Не упрощение, нет, но предельная чёткость структуры. Как формулы в математике или физике, тогда как языки других рас можно б было назвать музыкой, живописью, ювелирным мастерством, чем угодно, но не чем-то настолько… техническим.
- Вы говорите об этом как о положительной черте.
Стефания неопределённо улыбнулась.
- Разумеется. И это естественно, разве нет? Никому не хотелось бы ощущать, что он делает что-то бессмысленное или даже безнравственное. Все эти разговоры про то, что ни один перевод никогда не сравнится с подлинником, что невозможно полностью постичь другой язык, как невозможно постичь душу - даже если это сказано для красного словца и проформы, меня это травмировало бы. Но с врийского возможен перевод, вполне стоящий оригинала, конечно, для этого сразу придётся настроиться на не халтурную работу… Я совершенно не посягаю на то, чтоб понять глубины чьей-то души, к счастью, от меня это и не требуется.
Виктор кивнул задумчиво, пробуя пальцами очередную деталь, пытаясь понять, действительно ли под разводами очистителя он видит мелкие трещины.
- Да уж, пожалуй, это было бы совсем чудесно. Лично я не могу представить, как это вообще возможно, и не только по причине языка. Только не подумайте, что во мне говорит гнев ввиду обстоятельств… нашего знакомства…
- Ну, положим, они действительно мало способствовали установлению дружеских взаимоотношений и взаимопонимания. Но по большому счёту, я даже не знаю, что я могу вам тут сказать. Что я просто переводчик - не психолог, не культуролог или какой-нибудь специалист по связям, и что я не очень люблю маяться вопросами без ответа и размышлениями об этих самых глубинах непостижимого - в любом вопросе, и что вообще чаще всего люди говорят «не понимаю» , а думают - «и не желаю понимать»… То есть, понимаете, мне немного обидно бывает слышать что-то вроде «Как можно понять этих вриев» - не потому, чтоб они мне что-то очень хорошее сделали и стали мне очень близки, а потому, что человеку другого человека бывает не очень-то легко понять, так зачем здесь такое говорить. Врии, вообще… с ними бывает нелегко, иногда даже очень нелегко, они бывают надменны - но это проще сказать, какой народ не бывает, они циничны, пожалуй, жестоки - их история много говорит об этом, они… непредсказуемы, это может нешуточно напрягать. У них бывают совершенно дебильные шуточки, при чём независимо от возраста и ранга, тут нет чёткого понятия несолидности. Они могут сказать или сделать что-то непонятное и не потрудиться объяснить, а в другой раз объяснять подробно, терпеливо и с явным удовольствием. Можно как-то суметь приноровиться к их закидонам - я сумела, по крайней мере, со своими непосредственными коллегами, но пытаться предсказать… Я думаю, они находят какое-то особое удовольствие в том, чтобы ставить земную логику в тупик. Можно сказать, что у них в жизни две основные ценности, мотивации… Выгода и развлечение. И то и другое у них может иметь самые странные формы. Невозможно сказать, как они сами к нам относятся. Может быть даже, очень хорошо… в своём понимании, а это вовсе не равно хорошему для нас. И даже когда они объясняют мотивы своих поступков и они как будто логичны с точки зрения нашей логики, всё равно никакой ясности не наступает. Необходимость вести дела с другими мирами заставляет их, конечно, вести себя несколько приличнее… но совершенно бессмысленно общественность будет ломать голову над вопросом, из каких соображений это было, с арестом вашей группы, всё равно не понять.
Она осеклась. «Вот об этом, наверное, лучше не стоило… Говорить о мотивах вриев можно только после его мотивов, а что я могу об этом сказать? Тоже тайна за семью замками и глубины чужой души? А иначе и быть не может, потому что это тоже надо ещё захотеть понять… А может быть, я и хочу?..»
- Старое, отжившее, списанное оружие, - Виктор кинул в кучу ещё одну деталь, - это печальное и жалкое зрелище, не находите? Ну, в общем-то, как что угодно старое, списанное, не нужное - техника, изобретения… Когда-то всё это стоило денег. Имело смысл, кто-то в этом нуждался. На создание этого были затрачены время и силы. Это особенно грустно в случае оружия, вы согласитесь, ведь оно оплачено не только деньгами. Это вещь, предназначенная не для созидания, а для убийства, она ещё до своего выпуска была оплачена жизнями - хотя бы в силу того, что на её создание были потрачены средства, которым нашлось бы и получше применение. Жертва, ставшая бессмысленной… Нет ничего грустнее оставшегося не у дел оружия. Вы полагаете, мы правильно делаем, пытаясь воскресить такого мертвеца? Что мы делаем - продлеваем его агонию, усугубляем его гибельный смысл, или оправдываем ту давнюю, не оправданную жертву, даём ему ещё один шанс… умереть достойно?
- Я не думаю, что я полномочна об этом что-то сказать, - ошеломлённо ответила она, но знала, что лжёт. Она думала об этом, уже давно думала, и чем дальше, тем больше.
- Разумеется, время этого оружия безнадёжно прошло. Его законно списали… а потом незаконно дали ему новый путь, из денег, сделок, чьих-то интересов, чьей-то жизни и смерти…
- Вы говорите ещё об оружии, или уже о себе? - слова сорвались с её языка раньше, чем она успела поймать себя на самой этой мысли.
Сожалей не сожалей - было подумано, было сказано. И глупо, и бестактно, и вообще неуместно и не её дело. Не для того он всё это говорил, чтоб она свою так называемую проницательность демонстрировала, уж точно. Но начала быть дурой - так продолжай, куда деваться.
- А в чём разница? - спросил он с такой добродушной усмешкой, словно её вопрос совершенно никак её не задел.
- Как - в чём? - мог ведь тоже свернуть с неприятной темы, но не стал - что ж теперь делать, кроме как продолжать? - о человеке так нельзя говорить, никогда нельзя.
- Почему же, мисс Карнеску? - продолжал он в том же тоне.
Она набрала в грудь побольше воздуха. Ладно, если у нас сегодня день банально-возвышенных разговоров, то так тому и быть.
- Потому, что у человека есть сознание, личность, душа и свободная воля… если для вас, может быть, это пустой аргумент, то многие люди живут верой в это, и мы не вправе презирать всё, с чем не согласны… В самоуничижении вообще нет ничего хорошего, это как минимум глупо и фальшиво, а как максимум… Знаете ли, мы и так всю жизнь рабы - своего времени, воспитания, тех обстоятельств, которые нас делают именно такими, и не иначе, своей физиологии даже. Подчёркивать и гордиться, что ты не свободен, и желать усилить эту несвободу, сравнивая себя с вещью - это постыдно… Оружие - это не красиво и не благородно. Нож - он одинаков в руках кухарки или убийцы. Пистолет не отказывается стрелять, если оказывается в руках последнего подонка. Что ж в этом хорошего?
- Пожалуй, вы правы, ничего.
- Если человеку дана хоть в чём-то возможность рассуждать, выбирать - надо за это держаться. Мы и так не больно-то много можем.
Виктор покачал головой, продолжая улыбаться.
- Знаю, вы можете сказать, - продолжала Стефания, - что, мол, это я тешу себя какой-то иллюзией свободы и выбора… Я, знаете ли, много всякого такого в жизни слышала. Только смысла этой софистики не понимаю. Ну да, я живу как все, серенько, и может даже, посерее многих, я подчиняюсь правилам и не всегда они мне нравятся, и что-то я даже полагаю, что выбрала сама… И лучше уж поживу с такой иллюзией, чем считать себя орудием правого дела или чего-то подобного.
- Вы полагаете, что можете сказать, где кончается допустимая несвобода и начинается недопустимая?
Стефания смутилась.
- Ничего такого я сказать, конечно, не хочу, и не моё это вообще дело - судить и поучать. Тем более глупо бы было делать то, что в других осуждаешь. Я только думаю, любой человек, если у него есть мозги и капля совести, понимает, где он делает правильно, а где - неправильно. Бывает, когда мы выполняем какие-то приказы и распоряжения, мы не понимаем их смысла и последствий, это другое. А если человек себя орудием называет, он или непроходимо глуп и ему выражение нравится, или понимает прекрасно, что делу служит нехорошему, и, наверное, по трусости просто хочет всякую ответственность с себя скинуть, мол, я лишь проводник чужой воли. По-настоящему хорошему с полным осознанием отдаются, хотя бы вот на рейнджеров посмотрите.
- Вот как? Мне думается, вы находитесь в заблуждении, мисс Карнеску, и мало знаете о рейнджерах, хотя вроде бы общались с ними больше, чем я. А как же, как минимум, эта их крылатая фраза, «Понимание не требуется, требуется послушание»? По-моему так во вселенной трудно найти как раз более яркого примера восторженного исполнения чужой воли.
Женщина помотала головой.
- По-моему всё же, это вы передёргиваете. Да, у рейнджеров много внимания уделяется дисциплине и послушанию… Но где, в какой армии, собственно, не так? А анлашок это прежде всего армия, а не кружок по интересам. И если б они хотели, чтоб у них там было сборище бездумных исполнителей, они б, наверное, не уделяли столько внимания философии, духовности во время обучения, учили бы только стрелять и денн-боком махать. И принимали бы в свои ряды любых проходимцев.
- На самом деле, сам ход ваших рассуждений сомнителен, если не вовсе ошибочен. Это только примитивные бандитские группировки требуют от своих членов только физической силы и не тратятся ни на какую промывку мозгов. Но в отношении анлашок, конечно, всё совсем не просто и не однозначно. Всё-таки, это не человеческая изначально организация.
Стефания с силой вогнала одну деталь в другую - довольно странно собирать что-то, когда не знаешь названия всех этих деталей и лишь примерно догадываешься об их назначении, но разобрав несколько, собирала она уже более-менее уверенно, в конце концов, это посложнее мясорубки, но всё-таки попроще электромобиля.
- В человеческом обществе тоже существуют разные организации, не только армия и тоталитарные секты. И… вот я, знаете ли, не амбициозна, не с чего, и вообще от всего подобного стараюсь держаться подальше, состою в профсоюзе и Обществе взаимопомощи сирот бывших колоний, этого с меня и довольно, я самый что ни на есть обычный винтик машины общества, и отношусь с симпатией к другим подобным винтикам, но я с большим подозрением отнеслась бы к винтику, который гордо заявляет о том, что он винтик и не мыслит в жизни иного счастья, чем к винтику, стремящемуся выйти из механизма и противопоставить себя ему, - она взвесила на руке очередную деталь, помолчала, - винтик, желающий жить своей жизнью, просто ломает механизм, но, впрочем, заменяем, винтик, превращающий свою работу в позицию, привносит в существование механизма что-то зловещее.
- Всё же, мисс Карнеску, если отойти от высокой образности, в чём, по-вашему, между нами разница? В чём преимущество вашей позиции? В том, что вы просто не говорите тех слов, которые вы называете тревожными и опасными?
- В том, мистер Грей, что я не желаю смерти людям!
Слова были произнесены. Что бы теперь ни было, так тому и быть. Возможности сменить тему разговора безнадёжно упущены.
- Я не идейная пацифистка, и когда война - то понятно, война, я не прирождённая героиня, как Виргиния Ханниривер, однажды мы с ней повздорили именно из-за этого, когда собственно встретили корабль лорканцев, я всё же считаю, что нужно придерживаться правил и если тебе не дали санкций на спасательство - то нечего лезть, ты не умнее всех, но я никогда никуда не отправилась бы специально, чтобы кого-то убить!
- Вот, значит, о чём вы.
- Согласитесь, и всё, что произошло вообще - произошло благодаря вам, и здесь мы благодаря вам, и я в том числе… Конечно, каждый из нас тоже сделал свой выбор - и Виргиния, и рейнджеры, и я вот тоже могла не полететь… Хотя нет, я-то не могла, не в моей привычке отказываться… Вы можете сказать, конечно, что и многого хорошего не произошло бы, но это уже будет софистика. Потому что хорошее произошло уже не благодаря вам.
- Что ж, я ждал этих слов.
- Ждали? Хорошо. Очень хорошо. Ну тогда, что же вы ответите? Зачем вы это сделали? Вы можете, конечно, не отвечать. Не обязаны. Кто я вам, прокурор, господь бог? Лучшая тактика…
Виктор отложил в сторону собранную винтовку. Выражение его лица было совсем не таким, как ожидала Стефания, каким-то грустно-миролюбивым и даже ласковым. Я недостаточно верю в раскаянье и переосмысление, невольно подумала Стефания, а между тем, вполне возможно, что он о многом подумал и раскаялся, время у него было… Всё же, что-то такое она должна была иметь в виду на самом деле, иначе получается, что прониклась симпатией к убийце, которого сама же не согласна оправдать.
- У вас очень идеалистические представления о семье, мисс Карнеску. Это совершенно не странно для ребёнка, выросшего в детском доме. Да, даже при том, что он знает о том, как плохо бывает в семьях детям, когда родители пьяницы, преступники, когда бьют их или морят голодом… Но всё же этот идеализм живёт в них и пропитывает воздух вокруг них. Семья остаётся неким отвлечённым идеалом, как просто нечто, чего у них не было.
- При чём здесь семья?
- Ещё как при чём. Вы никогда не задумывались, какое же семья на самом деле зло? И никогда не замечали, что многие эти сомнительные организации, о которых вы упоминали, берут на себя образ, роль семьи? Хотя бы те же секты - они прямо говорят адепту - мы твоя семья, твои братья и сёстры по вере, ближе у тебя никого нет… Вождь - отец, как можно не почитать и не слушаться отца? Там очень хорошие психологи, может быть, без дипломов, но на что давить и как использовать, они знают. Семья закладывает в нас потребность угождать и подчиняться, из кожи вон лезть, чтобы получить одобрение, и есть те, кто умеет этим пользоваться. «Корпус - мать, Корпус - отец». Вы можете ужасаться этому, но можете ли вы отрицать, что роскошь ужасаться у вас есть потому, что так сложились обстоятельства?
- Но Корпуса нет уже давно.
- Нет слова, но мы-то все остались. Вы не знаете, что такое семья, мисс Карнеску. Можно сказать, конечно, в исконном смысле - и я не знаю. Но я хорошо знаю, как детей бьют или лишают сладкого «для их же блага». Поговорите с любыми случайно встреченными людьми, у которых есть дети - многие ли из них скажут, что спокойно позволят своим детям сделать то, с чем они не согласны? Конечно, большинство не пойдут на крайние меры, как-то не давать денег, запирать дома, применять физическую силу, в основном просто подожмут губы и будут давить на совесть. Но немало и тех, кто этим не ограничится. Кто жестоко разберётся с неугодным избранником, пригрозит «неподходящим» друзьям, порвёт билет, если ребёнок хочет уехать, заберёт документы из учебного заведения, не одобренного на семейном совете… Разве со зла? Исключительно для блага ребёнка, потом поймёт и сам благодарен будет. В эту последующую благодарность родители верят так же свято, как в воздаяние на небесах. Есть и другая стратегия - допустить или даже намеренно устроить ребёнку какую-нибудь неприятность, которая отвратит его от неодобряемого жизненного выбора, заставит впредь слушаться родителей. Подкуп, подлог, всё идёт в дело. Поздно гуляющее чадо встретят хулиганы, полиция арестует, выбравшего не ту профессию завалят на экзаменах или работодатель откажет без объяснения причин, да много способов испортить жизнь… Не ужасайтесь, всё это есть. Вполне в обычных семьях есть, что уж говорить здесь? Для блага ребёнка родитель пойдёт на всё - на подлость, низость, на убийство, клевету, шантаж - ведь это же убережёт его от куда больших проблем в будущем. В человеке заложена глубокая непереносимость к попыткам построить счастье не по его рецепту, и тем более - счастье в больших масштабах.
Стефания потрясённо мотала головой.
- Вот так вот просто? Я понимаю, идею телепатского рая можно воспринимать с некой долей скепсиса… Но надо же помнить при этом, что скепсис - это вообще обычная человеческая реакция. Человек сперва огульно отвергает, а потом уж думает. Когда строили первые колонии - сколько было сломано копий, сколько было крикунов, что всё это провалится и «хуже будет», первые корабли с гиперприводами, потом с квантовыми приводами, про «Вавилоны» я не говорю - там такая мерзкая радость была, когда накарканное сбывалось, потом пятый вот разочаровал, до сих пор стоит… Радость такая у людей, когда у кого-то великое начинание рушится. А может быть, это просто зависть обычная? Сам ничего такого не сделаю, но и другим не позволю. Вот и им вы просто не могли позволить где-то жить лучше, чем они жили у вас. Не потому, что, дескать, не получится - как раз боялись, что получится. Вы не правы, это не семья. Бедные родители, знаете ли, иногда отдают детей на усыновление в богатые семьи - пусть ребёнок будет не у них, зато сыт, обут, одет, получит образование…
- Ну да, и этих родителей как правило обвиняют в недостатке любви, в том, что они просто продали ребёнка. Нет, Стефания, общественное суждение таково, что хороший родитель - это тот, кто ни за что не отпустит ребёнка от себя. Пусть будет кормить хлебом и водой, пусть будет мучить во имя своей любви… Но никакого счастья где-то там. Потому что кто же они, родители, без детей? Чувство своей беспомощности, бесполезности - вот что пугает их куда больше, чем все страдания… Слишком много мужества нужно, чтоб признать, что как родитель ты немногого стоил - и не в материальном тут дело, совсем не в материальном, вы, думаю, понимаете… Это героизм, а героизм потому так и называется, что редко кому свойственен.
Стефания зябко сгорбилась.
- Вы правы, очень во многом правы… Чревато говорить о том, чего не знаешь, о чём имеешь только сторонние представления и иллюзии. У меня не было семьи, да… не знаю я, что это такое. И что такое любовь - не знаю. Я никого не любила. Ну по крайней мере, рассматривая строго и беспристрастно, я прихожу к такому выводу. Была тень - не любви даже, интереса и симпатии, но это не то, о чём стоило бы тут говорить. А любви как пожара, как страсти, потребности, муки - не было, и я всегда радовалась этому. Всегда считала, что не так и плоха жизнь без страстей и потрясений. Теперь я ещё больше в этом уверена.
- Во-первых, вы не правы, мисс Карнеску. Если вы сами решили, что вы отданы лишь сухой науке и приговорены к взаимодействию лишь с документами и словами, то это не значит, что ваша душа приняла этот приговор. Под твёрдой скорлупой ореха обычно скрывается мякоть, как ни сильно мне не хотелось говорить банальности. Во-вторых - любой бы человек вам сказал, что любовь - это не только слепое, яростное и разрушающее чувство. Отнюдь не только и даже более - что это как раз не любовь, что эгоизм и одержимость нужно называть своими словами. А любовь - самое лучшее, светлое и созидательное, что есть в человеке. Как ни хотел я, повторюсь, избегнуть банальностей.
- Любой? Любой, как же… Каждый исходя из своего опыта, а он, опыт, чаще печальный и тяжкий, чем нет. Вот вы - не сказали. Вы - любили?
После всего, что она уже наговорила, думала Стефания, уже ничто не может быть чрезмерным и глупым.
Виктор пожал плечами.
- Беда мыслящего - во всём сомневаться. Только дурак в чём-то уверен. К моему сожалению, я не дурак. Одно время я думал, что люблю. Точнее, даже не думал… Это было ощущение, с трудом поддающееся анализу. Некое лёгкое беспокойство и может быть даже, хрестоматийный туман вроде того, что одевает по весне голые деревья… Но это была нормалка, мисс Карнеску. И чужая жена. Жена одного… да не важно, в общем-то, кого, и поста своего он больше не занимает, и в живых его, кажется, нет, чума в тех краях многих скосила… Она - наверное, тоже… Она была умна, и очень красива, но главное - умна. Я, увы, нечасто встречал умных женщин, хотя мне в этом ещё везло, но это был не тот типичный ум политика и интригана, означающий лишь точное знание, что сколько стоит и кем и как можно воспользоваться, это был прямой, честный ум… Не могу сказать, что в этой женщине было особенного, однако что-то было, что-то настоящее, привлекательное. Но это была даже не мысль - вот хорошо б было провести рядом с такой женщиной жизнь, а тень мысли. Тень, какая тает под лучами солнца.
- Потому что она была нормалка?
Виктор кивнул.
- Кажется, так глупо? Кажется, такая мелочь, такие предрассудки… Между тем, это очень много. Правы ли те, кто говорит, что подобие тянется только к подобию, или те, кто напоминают, как много телепатов состояли в браке с нормалами и были счастливы в этих браках - это каждый решает для себя. Одни дети нашей большой, ужасной семьи выбирают дорогу протеста и желают непременно только того, что сердцу любо, другие дети полагают тех первых капризными и невыросшими, а себя серьёзными, сознательными, и твердят, что родительский авторитет отвергают только инфантилы. Но ещё вопрос, кто инфантил в этой ситуации… Разве могло из этого что-то выйти? Разве был хоть единый шанс? Не потому даже, что нам не позволили бы. Не позволил я сам. По-настоящему действует лишь запрет, который налагаешь на себя сам, это верно. Я телепат. Я верный сын своей организации, и если моя работа не предполагает жену, тем более жену-нормалку - значит, это и не обсуждается. И всё, что во вред, должно быть безжалостно вытравлено, именно так, совершенно серьёзно. А она - она любила своего мужа, и хочу заметить, он был достоин этого, он был совсем не плохой человек. Не знаю, догадывалась ли она о моих чувствах - действительно не знаю, хотя мне не составляло бы труда узнать это, однако я не стал бы этого делать. И если даже знала - она не знала меня, того, чем я был на самом деле, и вряд ли захотела бы узнать.
- Печально… невыразимо печально…
- Не думаю. Говорят, настоящую любовь не вытравишь, не прикажешь ей уйти. Значит, то была не настоящая. Она не осталась ни раной, ни болью, а осталась чем-то светлым и приятным, как наши ужины всей той компанией, непринуждённые разговоры, отдыхи на пляже… От работы нужно получать удовольствие, иначе жизнь не в жизнь. Я получал. Я следил тогда не за её мужем, за другим типом в той компании…
- Быть может, - улыбнулась Стефания, - вы просто так рассказываете, что кажется, что на самом деле вы любили её, и что выбор ваш продиктован не обстоятельствами, не страхом подневольного и не амбициями «особого агента», а благородством… не знаю, во что верить.
- Самым прекрасным, пожалуй, свойством нормалов является то, что они могут видеть нас лучше, чем мы на самом деле есть. Впрочем, я б не сказал, что мы этого свойства лишены. Ну а вы, мисс Карнеску?
- Я? Мне невольно так и хочется сказать, что у меня было почти так же. Хотя конечно, у меня не было и половины вашего драматизма, вашей глубины чувств… Я недолго была увлечена моим преподавателем. Прекрасный специалист и импозантный мужчина, и женат, конечно, а я была юной глупой девчонкой, и мне его семинары доставляли много и радости, и переживаний… Он и не замечал меня, думаю, хотя пару раз похвалил за усердие… Слава богу, если он и видел, как я краснею и опускаю глаза, то мог списать это на обычный мой характер. А потом я сказала себе: ну, довольно глупостей. И… да, и правда прошло. Девчонки все вокруг меня влюблялись чуть не каждую неделю, это давало, знаете ли, хорошую прививку от всего этого… Невзаимная любовь - это пустая маета из-за того, чего тебе всё равно не достигнуть, так смысл в этом? Только показательно и глупо пострадать? А взаимной у меня не будет, и об этом нечего говорить. Так что я уж хорошо понимаю, как можно выбрать работу - как реальное и разумное вместо эфемерного и надуманного… Даже если на выходе я действительно сухарь и жалкая, трусливая и ущербная душой личность, которая просто не посмела себе позволить…
- По крайней мере, - Виктор рассеянно мял в руках промасленную тряпку, - ваш выбор оправдался несколько больше, чем мой. Как бы мудро и правильно мы ни рассуждали, делая выбор, как бы ни избегали неверного шага под влиянием порыва - это совсем не гарантия от сожалений в конце…
Она долго колебалась - как ей самой казалось, долго, хотя может быть, это не занимало и минуты, но слишком много всего пронеслось, всколыхнувшись, внутри - потом накрыла его руку своей.
- О чём же… сожалеете вы?
- Гордыней, самообманом принято считать, когда человек противопоставляет себя, считает особенным, считает, что на что-то там имеет право… И люди не замечают, что гордыней может быть и прямо противоположное.
Автор: Ribbons Allmark
Соавтор: Lithium Ando
Бета: сам себе бета, как всегда)
Фэндом: вселенная Вавилон 5, с учётом "Затерянных сказаний" и "Крестового похода", как минимум.
Персонажи: из канонного... ну, как пока что предполагается, из собственно канонных персонажей у нас получается-то только Гелен. Прочее - разной степени укуренности фанон, рейнджеры, телепаты и приблудившиеся к ним на свою беду лорканцы, ну и бреммейры, конечно, фоном.
Рейтинг: традиционное "не время для слэшу, война ведь"...
Жанры: Джен, Фантастика, Психология, Экшен, да чёрт его знает, из чего состоит этот салат...
Предупреждения: ОМП, ОЖП, авторский произвол, трава цветёт и колосиццо
Размер: предполагается миди
3 - продолжение
- Во всём надо искать положительные стороны, - Стефания весело скинула с плеч огромный тюк, - я вот сейчас подумала, что, конечно, нам очень не повезло прибыть сюда именно зимой… Чертовски не повезло, да. Но ведь куда хуже б было, если б мы потерпели крушение на какой-нибудь первобытной, необитаемой планете, верно? Здесь всё-таки есть местное население, оно не дикое, не агрессивное большей своей частью, мы плохо знаем язык, но нам ведь помогают… И выбраться отсюда можно. Могло куда меньше повезти.
читать дальше- Да уж, к проживанию в пещерах и охоте на мамонтов из нас, пожалуй, по-настоящему готов мало кто… - Виктор принял из рук женщины канистру с обещанным средством, - я утрирую, конечно, но полагаю, вы меня поняли. Выживание в тайге, вообще в дикой природе… На самом деле, человек в среднем, в массе своей, и не должен быть готов и приспособлен к этому. Я имею в виду, это ни в коем случае не повод для комплекса неполноценности. Человек адаптируется к тем условиям, которые окружают его сейчас и обещают окружать ещё сколько-то долгое время. Он не обязан быть готов и к тому, что завтра наступит ядерная зима или зомби-апокалипсис.
- Хорошая мысль, - улыбнулась Стефания, - жизнеутверждающая… Хотя не в условиях ядерной зимы или зомби-апокалипсиса, конечно. Это просто из школьных лет ещё… Когда слышала от кого-нибудь такое вот милое, легкомысленное: вот оказаться бы с любимым на необитаемом острове… Боже мой, они ведь себе представляли этот необитаемый остров эдаким райским уголком, где их никто бы не беспокоил и при том ни о чём не пришлось бы беспокоиться им. Пляж, море, солнце, бананы. А хотя бы обеспечить себе еду и жилище… Да они смертельно перессорились бы со своими любимыми на второй день. Потрошить убитую дичь, с маникюром-то… Это, правда, если эта дичь ещё будет.
Это было, наверное, слишком уж горделиво с её стороны… неправильно. С намёком, что вот она-то и дичь потрошила, и эти страшные меховые костюмы шила, она справилась - хотя белоручка, интеллигент, переводчик… Но раз уж подумано, почему бы не было сказано. Правильно или не правильно, по крайней мере, честно. А всякие необитаемые острова и прочая сомнительная романтика дикой жизни ещё тем сомнительно - и мало кто это осознаёт - что вообще скверно это, романтизировать эволюционные откаты. Это помимо того, что наделяет положительной оценкой грубую силу - этого и в современной-то жизни больше, чем надо бы, ещё возвращает к патриархальному распределению ролей. Мужчина-охотник, женщина-стряпуха, мать, хранительница очага… Опять же, многие это и находят романтическим. Дуры. И дело даже не в том, что труд домохозяйки иной-то раз не легче, чем какая-нибудь работа… В этом-то что бы эти принцессы понимали, они плохо себе представляют домашнюю работу без хотя бы стиральной машины или кухонного комбината, для того, чтоб представить, что такое этот самый очаг - «мирно потрескивающий живой огонь», и как весело и легко стирать вещи в реке или хотя бы в корыте, надо и в современной жизни что-то знать… Девочки, с которыми Стефания росла, были, конечно, практичнее. Многие из них происходили из очень бедных семей и ещё помнили, как их матери крутились, как белки в колесе, так что у них и мечты и фантазии были несколько иные, они про необитаемые острова не говорили даже в шутку. Как ни беден был их детский дом, там они имели условия в основном лучшие, чем дома, и твёрдо были намерены ниже этого уровня не опускаться. Когда они были младше и наивнее, они мечтали выйти замуж за миллионеров, когда подросли и поняли, что миллионеров на всех не хватит, да и встретить их шансов в жизни не столь много - запросы стали проще, просто обеспеченный муж, не такой, какими были их отцы. Ну и при том, конечно, верный и надёжный, который не будет изменять и не уйдёт к другой, не бросит одну как-то выживать с детьми… Стефания сильного мужского плеча в своей жизни не чаяла, само собой, и в отличие от одноклассниц, которым внешность давала куда лучшие шансы, её представление если не о счастливой, то о приемлемой жизни было иным - ни от кого не зависеть. Боже мой, стоило б и тем и другим дурам побывать здесь, чтобы научиться ценить плюсы своего времени - не только в смысле бытовых удобств, но и прекрасной возможности независимости… Хотя, здесь не было никакого первобытного патриархального мрака хотя бы в силу невозможности патриархата вообще. И она была глубоко на вторых и третьих ролях в силу того, что не была воином, а не потому, что была женщиной. Женщин в их маленькой команде было всего две, она и рейнджер Далва…
- А что вы там ещё принесли? - голос Виктора прозвучал так неожиданно, что она чуть ли не подпрыгнула.
- А, это… как мне сказали, утеплитель. То есть, это ткань… Её предполагалось использовать то ли для палаток для передвижных лагерей, то ли для утепления стен… В общем, не знаю, для чего это обирались использовать те, кто это покупал. А мне предложили попробовать сшить из этого новую одежду нам. Это ведь лучше, чем перешивать из уже имеющегося, заношенного, из неудобных кусков. Можно раскроить по фигуре, ну, хотя бы примерно… Я, конечно, швея посредственная, но у меня на это больше времени, чем у кого-то ещё, да и по идее, это не сложно. Куртка и штаны. С завязками на запястьях и щиколотках, на поясе, с капюшоном… Может получиться и правда получше, чем то, что сейчас. Во всяком случае, не хуже.
- Да, стоит попробовать, пожалуй.
- На самом деле, я ужасно боюсь, что испорчу материал и ничего не получится. А он ведь, наверное, дорого стоил… Бреммейры машут руками, говорят, что не настолько он им и нужен, они очень добры, конечно…
- Ну, правда, почему бы не попробовать? Кто сказал, в конце концов, что сами бреммейры распорядились бы им исключительно мудро, без всяких ошибок?
Стефания рассеянно щупала край плотной мягкой материи и размышляла, что ведь первой шить на себя она не посмеет совершенно точно, значит, начинать придётся с Виктора, кого-то другого для снятия мерок отвлекать от дел придётся, а он здесь, рядом, а это всё-таки неловкость какая…
- Во всяком случае, здесь, в городе, проще будет найти всё нужное - в смысле, нитки, иголки… Интересно, правда, что у них совершенно нет ножниц? Просто не изобрели, не додумались, незачем было… Волос ведь нет. Ткань они режут лезвиями, шерсть с животных тоже срезают ножами или лезвиями…
- Ну да, и когти свои обтачивают тоже ножами, - Виктор усмехнулся, глянув на свой криво обкромсанный ноготь, торчащий из продранной перчатки, - это проблема на самом деле… Смешная мелкая проблема, как все смешные и мелкие, она очень досаждает. Я регулярно забываю об этой процедуре с тех пор, как она стала такой неприятной, и отросшие ногти продирают пальцы на перчатках. Но потом я вспоминаю, что вам-то тяжелее. Далве проще, она рейнджер, с тех пор, как она обстригла волосы совсем коротко, я иногда забываю, что она тоже женщина. Это здраво и адекватно, конечно, но… Вы-то на это не подписывались. Жить без шампуня и расчёски, не говоря уж о косметике…
- Ну, с расчёской вопрос уже решён, - Стефания подсела к нему и тоже вытащила из чаши со средством от ржавчины какую-то деталь - часть ржавчины уже сошла, похоже, тут ещё есть, что спасать, - я умыкнула в личное пользование одну из чесалок для лошадей. Ничего, жить можно. В остальном же - вы несколько заблуждаетесь, это всё не настолько важно для меня. Да, неудобно, порой неприятно - всё-таки без шампуня, мыла и дезодоранта жить и правда тяжеловато… А косметика - нет, без неё можно жить прекрасно. Я никогда ею особо и не пользовалась.
- Но ведь вы молодая красивая женщина, мисс Карнеску.
- Мистер Грей, я знакома с некими элементарными формулами вежливости, работа, знаете ли, обязывает. Ведь не могли ж вы сказать «Не первой свежести блёклая и неинтересная женщина», в самом деле. Впрочем, если даже избегать личных оценок, хотя здесь они не личные, а объективные… Этикет запрещает называть женщину младше сорока лет иначе, чем молодой и красивой, если только она не сделала вам что-либо плохое, верно? Между тем, я хорошо знаю и себя, и отношение окружающих ко мне. Вы в нашу первую недолгую встречу едва ли слишком много внимания могли обратить на меня, и тому были вполне объективные причины… И теперь вам останется только поверить мне на слово, что весь мой стиль составляла помада телесного цвета и просто аккуратно подстриженные ногти, без всякого маникюра вовсе. Совсем без косметики нельзя - опять же, этикет. Но к счастью, он не обязывает меня раскрашиваться, как попугай. Я не слишком хорошо отношусь к попыткам некрасивых женщин нарисовать себе новое лицо. Этот обман ничего хорошего не даст. Я сама всегда помню, какая я есть, и я с собой вполне в ладу. Если и не в ладу, - добавила она поспешно в ответ на пристальный взгляд Виктора, - то точно не по этому поводу.
- Женщины красятся, чтобы привлечь к себе внимание, - задумчиво проговорил Виктор, - а вы внимания как будто даже боитесь.
- Вот, посмотрите, - Стефания вытянула на ладони отчищенную деталь, - как хорошо. А на неё ничего не нанесли, с неё сняли лишнее. Естественность - лучше всего.
- Ну, детали, смею полагать, вообще плевать, сверкает она как новенькая и отлично работает в связке с другими деталями, или валяется на свалке.
- А о чём должна беспокоиться я? Об отсутствии комплиментов, которые я, извините, всё равно не положу в карман и никак не приложу к работе? Или об отсутствии у меня в мои годы мужа и детей? Полагать, что семья - это счастье, нормально для того, кто по ней тоскует. Никто не сказал, что это получилось бы именно хорошо, примеров тому масса. Очень много способов быть всё равно несчастным, ни к чему перебирать все их.
- Ну, ведь ваша работа не делает вас несчастной? Почему, кстати, вы выбрали такой интересный профиль - врийский язык?
- Потому что редкий. Язык действительно один из очень сложных, по крайней мере, насколько я могу судить, но оно того стоило. Нет никакого смысла учить минбарский или центаврианский, чтобы потом потеряться в море таких же молодых специалистов, из которых потом будут выбирать по престижности учебного заведения или внешней презентабельности. Мне, по крайней мере, дают просто спокойно делать свою работу. Не скажу, что с вриями совсем легко работать, в посольстве это бывает довольно беспокойно… Но меня редко брали сопровождающим переводчиком, в основном я занималась переводом документов, иногда техническими переводами - насколько в моей компетенции... Многие находят скучным, а мне в самый раз. Выбор был не слишком большой, я ведь не на Земле училась, там как раз был карантин… Центаврианский - общий, и второй на выбор. Существа с сильно развитым стадным чувством обычно выбирали минбарский или хотя бы нарнский, и потом удивлялись, почему их не расхватывают с руками на самые престижные места. Можно было ещё выбрать бракирийский, конечно… Но я выбрала врийский. Не жалею.
- И в самом Конгломерате вы бывали?
- Естественно. Проходила языковую практику на Вриитане. Но я мало могу рассказать о жизни и быте вриев, скажу сразу. Я в основном сидела по архивам… Архивам малых городов, где служащие земного языка в большинстве своём не знают, так что практика была и в чтении-переводе, и речевая. Ну, потом, конечно, я ещё самостоятельно учила минбарский, раз уж меня перевели на Минбар, это необходимо…
- Наверное, после врийского это было легко?
- Сложно сказать однозначно. Они разные всё же. Минбарский легче в том плане, что речевой аппарат у землян и минбарцев более схож, и на недостатки произношения, акцент им легче просто тактично не обращать внимания, всё равно понятно, что я говорю… Но грамматика… времена… да и просто разные смысловые оттенки значений… Иногда это совершенно необъяснимо, это нужно просто запоминать. Язык вриев в этом смысле логичен, он подчинён строгим правилам, из которых нет исключений, вообще нет. Запомнить их многочисленные префиксы, а главное - научиться их выговаривать - это трудов стоит, конечно, но у их применения всегда один и тот же порядок, и главное - ну по крайней мере, для меня главное - их язык мало менялся в течение длительного времени, он имел диалекты только в очень далёком прошлом. И он практически не распадается на стили, различается терминология, и только, но это другое. То есть, у меня не возникало специфических трудностей с чтением текстов любой давности, не важно, художественных или технических. Это обусловлено, конечно, историей и вообще особенностями вриев, хотя бы даже телепатическим общением. Для них вербальная речь - вспомогательная… И у них уже не менее тысячелетия нет изолированно существующих этнических групп. Если когда-то у них и были различные, значительно отличающиеся языки, то они очень легко, быстро и окончательно перешли к единому языку, соображения рациональности для них действительно превыше всего. Они не способны испытывать никакой ностальгической привязанности к самобытности языка и культуры в этом плане. Не в ущерб бизнесу. У них ничего не в ущерб бизнесу. Это то, в чём они, при своих обычных межфракционных трениях, спокойно могли договориться, и это приняли все, сознательное приведение языка к всеобщему удобству. Не упрощение, нет, но предельная чёткость структуры. Как формулы в математике или физике, тогда как языки других рас можно б было назвать музыкой, живописью, ювелирным мастерством, чем угодно, но не чем-то настолько… техническим.
- Вы говорите об этом как о положительной черте.
Стефания неопределённо улыбнулась.
- Разумеется. И это естественно, разве нет? Никому не хотелось бы ощущать, что он делает что-то бессмысленное или даже безнравственное. Все эти разговоры про то, что ни один перевод никогда не сравнится с подлинником, что невозможно полностью постичь другой язык, как невозможно постичь душу - даже если это сказано для красного словца и проформы, меня это травмировало бы. Но с врийского возможен перевод, вполне стоящий оригинала, конечно, для этого сразу придётся настроиться на не халтурную работу… Я совершенно не посягаю на то, чтоб понять глубины чьей-то души, к счастью, от меня это и не требуется.
Виктор кивнул задумчиво, пробуя пальцами очередную деталь, пытаясь понять, действительно ли под разводами очистителя он видит мелкие трещины.
- Да уж, пожалуй, это было бы совсем чудесно. Лично я не могу представить, как это вообще возможно, и не только по причине языка. Только не подумайте, что во мне говорит гнев ввиду обстоятельств… нашего знакомства…
- Ну, положим, они действительно мало способствовали установлению дружеских взаимоотношений и взаимопонимания. Но по большому счёту, я даже не знаю, что я могу вам тут сказать. Что я просто переводчик - не психолог, не культуролог или какой-нибудь специалист по связям, и что я не очень люблю маяться вопросами без ответа и размышлениями об этих самых глубинах непостижимого - в любом вопросе, и что вообще чаще всего люди говорят «не понимаю» , а думают - «и не желаю понимать»… То есть, понимаете, мне немного обидно бывает слышать что-то вроде «Как можно понять этих вриев» - не потому, чтоб они мне что-то очень хорошее сделали и стали мне очень близки, а потому, что человеку другого человека бывает не очень-то легко понять, так зачем здесь такое говорить. Врии, вообще… с ними бывает нелегко, иногда даже очень нелегко, они бывают надменны - но это проще сказать, какой народ не бывает, они циничны, пожалуй, жестоки - их история много говорит об этом, они… непредсказуемы, это может нешуточно напрягать. У них бывают совершенно дебильные шуточки, при чём независимо от возраста и ранга, тут нет чёткого понятия несолидности. Они могут сказать или сделать что-то непонятное и не потрудиться объяснить, а в другой раз объяснять подробно, терпеливо и с явным удовольствием. Можно как-то суметь приноровиться к их закидонам - я сумела, по крайней мере, со своими непосредственными коллегами, но пытаться предсказать… Я думаю, они находят какое-то особое удовольствие в том, чтобы ставить земную логику в тупик. Можно сказать, что у них в жизни две основные ценности, мотивации… Выгода и развлечение. И то и другое у них может иметь самые странные формы. Невозможно сказать, как они сами к нам относятся. Может быть даже, очень хорошо… в своём понимании, а это вовсе не равно хорошему для нас. И даже когда они объясняют мотивы своих поступков и они как будто логичны с точки зрения нашей логики, всё равно никакой ясности не наступает. Необходимость вести дела с другими мирами заставляет их, конечно, вести себя несколько приличнее… но совершенно бессмысленно общественность будет ломать голову над вопросом, из каких соображений это было, с арестом вашей группы, всё равно не понять.
Она осеклась. «Вот об этом, наверное, лучше не стоило… Говорить о мотивах вриев можно только после его мотивов, а что я могу об этом сказать? Тоже тайна за семью замками и глубины чужой души? А иначе и быть не может, потому что это тоже надо ещё захотеть понять… А может быть, я и хочу?..»
- Старое, отжившее, списанное оружие, - Виктор кинул в кучу ещё одну деталь, - это печальное и жалкое зрелище, не находите? Ну, в общем-то, как что угодно старое, списанное, не нужное - техника, изобретения… Когда-то всё это стоило денег. Имело смысл, кто-то в этом нуждался. На создание этого были затрачены время и силы. Это особенно грустно в случае оружия, вы согласитесь, ведь оно оплачено не только деньгами. Это вещь, предназначенная не для созидания, а для убийства, она ещё до своего выпуска была оплачена жизнями - хотя бы в силу того, что на её создание были потрачены средства, которым нашлось бы и получше применение. Жертва, ставшая бессмысленной… Нет ничего грустнее оставшегося не у дел оружия. Вы полагаете, мы правильно делаем, пытаясь воскресить такого мертвеца? Что мы делаем - продлеваем его агонию, усугубляем его гибельный смысл, или оправдываем ту давнюю, не оправданную жертву, даём ему ещё один шанс… умереть достойно?
- Я не думаю, что я полномочна об этом что-то сказать, - ошеломлённо ответила она, но знала, что лжёт. Она думала об этом, уже давно думала, и чем дальше, тем больше.
- Разумеется, время этого оружия безнадёжно прошло. Его законно списали… а потом незаконно дали ему новый путь, из денег, сделок, чьих-то интересов, чьей-то жизни и смерти…
- Вы говорите ещё об оружии, или уже о себе? - слова сорвались с её языка раньше, чем она успела поймать себя на самой этой мысли.
Сожалей не сожалей - было подумано, было сказано. И глупо, и бестактно, и вообще неуместно и не её дело. Не для того он всё это говорил, чтоб она свою так называемую проницательность демонстрировала, уж точно. Но начала быть дурой - так продолжай, куда деваться.
- А в чём разница? - спросил он с такой добродушной усмешкой, словно её вопрос совершенно никак её не задел.
- Как - в чём? - мог ведь тоже свернуть с неприятной темы, но не стал - что ж теперь делать, кроме как продолжать? - о человеке так нельзя говорить, никогда нельзя.
- Почему же, мисс Карнеску? - продолжал он в том же тоне.
Она набрала в грудь побольше воздуха. Ладно, если у нас сегодня день банально-возвышенных разговоров, то так тому и быть.
- Потому, что у человека есть сознание, личность, душа и свободная воля… если для вас, может быть, это пустой аргумент, то многие люди живут верой в это, и мы не вправе презирать всё, с чем не согласны… В самоуничижении вообще нет ничего хорошего, это как минимум глупо и фальшиво, а как максимум… Знаете ли, мы и так всю жизнь рабы - своего времени, воспитания, тех обстоятельств, которые нас делают именно такими, и не иначе, своей физиологии даже. Подчёркивать и гордиться, что ты не свободен, и желать усилить эту несвободу, сравнивая себя с вещью - это постыдно… Оружие - это не красиво и не благородно. Нож - он одинаков в руках кухарки или убийцы. Пистолет не отказывается стрелять, если оказывается в руках последнего подонка. Что ж в этом хорошего?
- Пожалуй, вы правы, ничего.
- Если человеку дана хоть в чём-то возможность рассуждать, выбирать - надо за это держаться. Мы и так не больно-то много можем.
Виктор покачал головой, продолжая улыбаться.
- Знаю, вы можете сказать, - продолжала Стефания, - что, мол, это я тешу себя какой-то иллюзией свободы и выбора… Я, знаете ли, много всякого такого в жизни слышала. Только смысла этой софистики не понимаю. Ну да, я живу как все, серенько, и может даже, посерее многих, я подчиняюсь правилам и не всегда они мне нравятся, и что-то я даже полагаю, что выбрала сама… И лучше уж поживу с такой иллюзией, чем считать себя орудием правого дела или чего-то подобного.
- Вы полагаете, что можете сказать, где кончается допустимая несвобода и начинается недопустимая?
Стефания смутилась.
- Ничего такого я сказать, конечно, не хочу, и не моё это вообще дело - судить и поучать. Тем более глупо бы было делать то, что в других осуждаешь. Я только думаю, любой человек, если у него есть мозги и капля совести, понимает, где он делает правильно, а где - неправильно. Бывает, когда мы выполняем какие-то приказы и распоряжения, мы не понимаем их смысла и последствий, это другое. А если человек себя орудием называет, он или непроходимо глуп и ему выражение нравится, или понимает прекрасно, что делу служит нехорошему, и, наверное, по трусости просто хочет всякую ответственность с себя скинуть, мол, я лишь проводник чужой воли. По-настоящему хорошему с полным осознанием отдаются, хотя бы вот на рейнджеров посмотрите.
- Вот как? Мне думается, вы находитесь в заблуждении, мисс Карнеску, и мало знаете о рейнджерах, хотя вроде бы общались с ними больше, чем я. А как же, как минимум, эта их крылатая фраза, «Понимание не требуется, требуется послушание»? По-моему так во вселенной трудно найти как раз более яркого примера восторженного исполнения чужой воли.
Женщина помотала головой.
- По-моему всё же, это вы передёргиваете. Да, у рейнджеров много внимания уделяется дисциплине и послушанию… Но где, в какой армии, собственно, не так? А анлашок это прежде всего армия, а не кружок по интересам. И если б они хотели, чтоб у них там было сборище бездумных исполнителей, они б, наверное, не уделяли столько внимания философии, духовности во время обучения, учили бы только стрелять и денн-боком махать. И принимали бы в свои ряды любых проходимцев.
- На самом деле, сам ход ваших рассуждений сомнителен, если не вовсе ошибочен. Это только примитивные бандитские группировки требуют от своих членов только физической силы и не тратятся ни на какую промывку мозгов. Но в отношении анлашок, конечно, всё совсем не просто и не однозначно. Всё-таки, это не человеческая изначально организация.
Стефания с силой вогнала одну деталь в другую - довольно странно собирать что-то, когда не знаешь названия всех этих деталей и лишь примерно догадываешься об их назначении, но разобрав несколько, собирала она уже более-менее уверенно, в конце концов, это посложнее мясорубки, но всё-таки попроще электромобиля.
- В человеческом обществе тоже существуют разные организации, не только армия и тоталитарные секты. И… вот я, знаете ли, не амбициозна, не с чего, и вообще от всего подобного стараюсь держаться подальше, состою в профсоюзе и Обществе взаимопомощи сирот бывших колоний, этого с меня и довольно, я самый что ни на есть обычный винтик машины общества, и отношусь с симпатией к другим подобным винтикам, но я с большим подозрением отнеслась бы к винтику, который гордо заявляет о том, что он винтик и не мыслит в жизни иного счастья, чем к винтику, стремящемуся выйти из механизма и противопоставить себя ему, - она взвесила на руке очередную деталь, помолчала, - винтик, желающий жить своей жизнью, просто ломает механизм, но, впрочем, заменяем, винтик, превращающий свою работу в позицию, привносит в существование механизма что-то зловещее.
- Всё же, мисс Карнеску, если отойти от высокой образности, в чём, по-вашему, между нами разница? В чём преимущество вашей позиции? В том, что вы просто не говорите тех слов, которые вы называете тревожными и опасными?
- В том, мистер Грей, что я не желаю смерти людям!
Слова были произнесены. Что бы теперь ни было, так тому и быть. Возможности сменить тему разговора безнадёжно упущены.
- Я не идейная пацифистка, и когда война - то понятно, война, я не прирождённая героиня, как Виргиния Ханниривер, однажды мы с ней повздорили именно из-за этого, когда собственно встретили корабль лорканцев, я всё же считаю, что нужно придерживаться правил и если тебе не дали санкций на спасательство - то нечего лезть, ты не умнее всех, но я никогда никуда не отправилась бы специально, чтобы кого-то убить!
- Вот, значит, о чём вы.
- Согласитесь, и всё, что произошло вообще - произошло благодаря вам, и здесь мы благодаря вам, и я в том числе… Конечно, каждый из нас тоже сделал свой выбор - и Виргиния, и рейнджеры, и я вот тоже могла не полететь… Хотя нет, я-то не могла, не в моей привычке отказываться… Вы можете сказать, конечно, что и многого хорошего не произошло бы, но это уже будет софистика. Потому что хорошее произошло уже не благодаря вам.
- Что ж, я ждал этих слов.
- Ждали? Хорошо. Очень хорошо. Ну тогда, что же вы ответите? Зачем вы это сделали? Вы можете, конечно, не отвечать. Не обязаны. Кто я вам, прокурор, господь бог? Лучшая тактика…
Виктор отложил в сторону собранную винтовку. Выражение его лица было совсем не таким, как ожидала Стефания, каким-то грустно-миролюбивым и даже ласковым. Я недостаточно верю в раскаянье и переосмысление, невольно подумала Стефания, а между тем, вполне возможно, что он о многом подумал и раскаялся, время у него было… Всё же, что-то такое она должна была иметь в виду на самом деле, иначе получается, что прониклась симпатией к убийце, которого сама же не согласна оправдать.
- У вас очень идеалистические представления о семье, мисс Карнеску. Это совершенно не странно для ребёнка, выросшего в детском доме. Да, даже при том, что он знает о том, как плохо бывает в семьях детям, когда родители пьяницы, преступники, когда бьют их или морят голодом… Но всё же этот идеализм живёт в них и пропитывает воздух вокруг них. Семья остаётся неким отвлечённым идеалом, как просто нечто, чего у них не было.
- При чём здесь семья?
- Ещё как при чём. Вы никогда не задумывались, какое же семья на самом деле зло? И никогда не замечали, что многие эти сомнительные организации, о которых вы упоминали, берут на себя образ, роль семьи? Хотя бы те же секты - они прямо говорят адепту - мы твоя семья, твои братья и сёстры по вере, ближе у тебя никого нет… Вождь - отец, как можно не почитать и не слушаться отца? Там очень хорошие психологи, может быть, без дипломов, но на что давить и как использовать, они знают. Семья закладывает в нас потребность угождать и подчиняться, из кожи вон лезть, чтобы получить одобрение, и есть те, кто умеет этим пользоваться. «Корпус - мать, Корпус - отец». Вы можете ужасаться этому, но можете ли вы отрицать, что роскошь ужасаться у вас есть потому, что так сложились обстоятельства?
- Но Корпуса нет уже давно.
- Нет слова, но мы-то все остались. Вы не знаете, что такое семья, мисс Карнеску. Можно сказать, конечно, в исконном смысле - и я не знаю. Но я хорошо знаю, как детей бьют или лишают сладкого «для их же блага». Поговорите с любыми случайно встреченными людьми, у которых есть дети - многие ли из них скажут, что спокойно позволят своим детям сделать то, с чем они не согласны? Конечно, большинство не пойдут на крайние меры, как-то не давать денег, запирать дома, применять физическую силу, в основном просто подожмут губы и будут давить на совесть. Но немало и тех, кто этим не ограничится. Кто жестоко разберётся с неугодным избранником, пригрозит «неподходящим» друзьям, порвёт билет, если ребёнок хочет уехать, заберёт документы из учебного заведения, не одобренного на семейном совете… Разве со зла? Исключительно для блага ребёнка, потом поймёт и сам благодарен будет. В эту последующую благодарность родители верят так же свято, как в воздаяние на небесах. Есть и другая стратегия - допустить или даже намеренно устроить ребёнку какую-нибудь неприятность, которая отвратит его от неодобряемого жизненного выбора, заставит впредь слушаться родителей. Подкуп, подлог, всё идёт в дело. Поздно гуляющее чадо встретят хулиганы, полиция арестует, выбравшего не ту профессию завалят на экзаменах или работодатель откажет без объяснения причин, да много способов испортить жизнь… Не ужасайтесь, всё это есть. Вполне в обычных семьях есть, что уж говорить здесь? Для блага ребёнка родитель пойдёт на всё - на подлость, низость, на убийство, клевету, шантаж - ведь это же убережёт его от куда больших проблем в будущем. В человеке заложена глубокая непереносимость к попыткам построить счастье не по его рецепту, и тем более - счастье в больших масштабах.
Стефания потрясённо мотала головой.
- Вот так вот просто? Я понимаю, идею телепатского рая можно воспринимать с некой долей скепсиса… Но надо же помнить при этом, что скепсис - это вообще обычная человеческая реакция. Человек сперва огульно отвергает, а потом уж думает. Когда строили первые колонии - сколько было сломано копий, сколько было крикунов, что всё это провалится и «хуже будет», первые корабли с гиперприводами, потом с квантовыми приводами, про «Вавилоны» я не говорю - там такая мерзкая радость была, когда накарканное сбывалось, потом пятый вот разочаровал, до сих пор стоит… Радость такая у людей, когда у кого-то великое начинание рушится. А может быть, это просто зависть обычная? Сам ничего такого не сделаю, но и другим не позволю. Вот и им вы просто не могли позволить где-то жить лучше, чем они жили у вас. Не потому, что, дескать, не получится - как раз боялись, что получится. Вы не правы, это не семья. Бедные родители, знаете ли, иногда отдают детей на усыновление в богатые семьи - пусть ребёнок будет не у них, зато сыт, обут, одет, получит образование…
- Ну да, и этих родителей как правило обвиняют в недостатке любви, в том, что они просто продали ребёнка. Нет, Стефания, общественное суждение таково, что хороший родитель - это тот, кто ни за что не отпустит ребёнка от себя. Пусть будет кормить хлебом и водой, пусть будет мучить во имя своей любви… Но никакого счастья где-то там. Потому что кто же они, родители, без детей? Чувство своей беспомощности, бесполезности - вот что пугает их куда больше, чем все страдания… Слишком много мужества нужно, чтоб признать, что как родитель ты немногого стоил - и не в материальном тут дело, совсем не в материальном, вы, думаю, понимаете… Это героизм, а героизм потому так и называется, что редко кому свойственен.
Стефания зябко сгорбилась.
- Вы правы, очень во многом правы… Чревато говорить о том, чего не знаешь, о чём имеешь только сторонние представления и иллюзии. У меня не было семьи, да… не знаю я, что это такое. И что такое любовь - не знаю. Я никого не любила. Ну по крайней мере, рассматривая строго и беспристрастно, я прихожу к такому выводу. Была тень - не любви даже, интереса и симпатии, но это не то, о чём стоило бы тут говорить. А любви как пожара, как страсти, потребности, муки - не было, и я всегда радовалась этому. Всегда считала, что не так и плоха жизнь без страстей и потрясений. Теперь я ещё больше в этом уверена.
- Во-первых, вы не правы, мисс Карнеску. Если вы сами решили, что вы отданы лишь сухой науке и приговорены к взаимодействию лишь с документами и словами, то это не значит, что ваша душа приняла этот приговор. Под твёрдой скорлупой ореха обычно скрывается мякоть, как ни сильно мне не хотелось говорить банальности. Во-вторых - любой бы человек вам сказал, что любовь - это не только слепое, яростное и разрушающее чувство. Отнюдь не только и даже более - что это как раз не любовь, что эгоизм и одержимость нужно называть своими словами. А любовь - самое лучшее, светлое и созидательное, что есть в человеке. Как ни хотел я, повторюсь, избегнуть банальностей.
- Любой? Любой, как же… Каждый исходя из своего опыта, а он, опыт, чаще печальный и тяжкий, чем нет. Вот вы - не сказали. Вы - любили?
После всего, что она уже наговорила, думала Стефания, уже ничто не может быть чрезмерным и глупым.
Виктор пожал плечами.
- Беда мыслящего - во всём сомневаться. Только дурак в чём-то уверен. К моему сожалению, я не дурак. Одно время я думал, что люблю. Точнее, даже не думал… Это было ощущение, с трудом поддающееся анализу. Некое лёгкое беспокойство и может быть даже, хрестоматийный туман вроде того, что одевает по весне голые деревья… Но это была нормалка, мисс Карнеску. И чужая жена. Жена одного… да не важно, в общем-то, кого, и поста своего он больше не занимает, и в живых его, кажется, нет, чума в тех краях многих скосила… Она - наверное, тоже… Она была умна, и очень красива, но главное - умна. Я, увы, нечасто встречал умных женщин, хотя мне в этом ещё везло, но это был не тот типичный ум политика и интригана, означающий лишь точное знание, что сколько стоит и кем и как можно воспользоваться, это был прямой, честный ум… Не могу сказать, что в этой женщине было особенного, однако что-то было, что-то настоящее, привлекательное. Но это была даже не мысль - вот хорошо б было провести рядом с такой женщиной жизнь, а тень мысли. Тень, какая тает под лучами солнца.
- Потому что она была нормалка?
Виктор кивнул.
- Кажется, так глупо? Кажется, такая мелочь, такие предрассудки… Между тем, это очень много. Правы ли те, кто говорит, что подобие тянется только к подобию, или те, кто напоминают, как много телепатов состояли в браке с нормалами и были счастливы в этих браках - это каждый решает для себя. Одни дети нашей большой, ужасной семьи выбирают дорогу протеста и желают непременно только того, что сердцу любо, другие дети полагают тех первых капризными и невыросшими, а себя серьёзными, сознательными, и твердят, что родительский авторитет отвергают только инфантилы. Но ещё вопрос, кто инфантил в этой ситуации… Разве могло из этого что-то выйти? Разве был хоть единый шанс? Не потому даже, что нам не позволили бы. Не позволил я сам. По-настоящему действует лишь запрет, который налагаешь на себя сам, это верно. Я телепат. Я верный сын своей организации, и если моя работа не предполагает жену, тем более жену-нормалку - значит, это и не обсуждается. И всё, что во вред, должно быть безжалостно вытравлено, именно так, совершенно серьёзно. А она - она любила своего мужа, и хочу заметить, он был достоин этого, он был совсем не плохой человек. Не знаю, догадывалась ли она о моих чувствах - действительно не знаю, хотя мне не составляло бы труда узнать это, однако я не стал бы этого делать. И если даже знала - она не знала меня, того, чем я был на самом деле, и вряд ли захотела бы узнать.
- Печально… невыразимо печально…
- Не думаю. Говорят, настоящую любовь не вытравишь, не прикажешь ей уйти. Значит, то была не настоящая. Она не осталась ни раной, ни болью, а осталась чем-то светлым и приятным, как наши ужины всей той компанией, непринуждённые разговоры, отдыхи на пляже… От работы нужно получать удовольствие, иначе жизнь не в жизнь. Я получал. Я следил тогда не за её мужем, за другим типом в той компании…
- Быть может, - улыбнулась Стефания, - вы просто так рассказываете, что кажется, что на самом деле вы любили её, и что выбор ваш продиктован не обстоятельствами, не страхом подневольного и не амбициями «особого агента», а благородством… не знаю, во что верить.
- Самым прекрасным, пожалуй, свойством нормалов является то, что они могут видеть нас лучше, чем мы на самом деле есть. Впрочем, я б не сказал, что мы этого свойства лишены. Ну а вы, мисс Карнеску?
- Я? Мне невольно так и хочется сказать, что у меня было почти так же. Хотя конечно, у меня не было и половины вашего драматизма, вашей глубины чувств… Я недолго была увлечена моим преподавателем. Прекрасный специалист и импозантный мужчина, и женат, конечно, а я была юной глупой девчонкой, и мне его семинары доставляли много и радости, и переживаний… Он и не замечал меня, думаю, хотя пару раз похвалил за усердие… Слава богу, если он и видел, как я краснею и опускаю глаза, то мог списать это на обычный мой характер. А потом я сказала себе: ну, довольно глупостей. И… да, и правда прошло. Девчонки все вокруг меня влюблялись чуть не каждую неделю, это давало, знаете ли, хорошую прививку от всего этого… Невзаимная любовь - это пустая маета из-за того, чего тебе всё равно не достигнуть, так смысл в этом? Только показательно и глупо пострадать? А взаимной у меня не будет, и об этом нечего говорить. Так что я уж хорошо понимаю, как можно выбрать работу - как реальное и разумное вместо эфемерного и надуманного… Даже если на выходе я действительно сухарь и жалкая, трусливая и ущербная душой личность, которая просто не посмела себе позволить…
- По крайней мере, - Виктор рассеянно мял в руках промасленную тряпку, - ваш выбор оправдался несколько больше, чем мой. Как бы мудро и правильно мы ни рассуждали, делая выбор, как бы ни избегали неверного шага под влиянием порыва - это совсем не гарантия от сожалений в конце…
Она долго колебалась - как ей самой казалось, долго, хотя может быть, это не занимало и минуты, но слишком много всего пронеслось, всколыхнувшись, внутри - потом накрыла его руку своей.
- О чём же… сожалеете вы?
- Гордыней, самообманом принято считать, когда человек противопоставляет себя, считает особенным, считает, что на что-то там имеет право… И люди не замечают, что гордыней может быть и прямо противоположное.