Ты моя трава... ой, тьфу, моя ива(с) // Дэвид Шеридан, психологическое оружие Альянса
Дальше мне придётся выпустить большой кусок повествования, точнее – описать всё достаточно кратко, потому что я просто не знаю, какими словами об этом писать. Во всяком случае, пока не знаю. Не просто выйти за рамки околоканонного, фанфикоподобного повествования, а развернуть нашу шизу во всей красе – всю сводную картину мира, отражения, уровни, переходы, их взаимодействия между собой. Но без простого перечисления некоторых ключевых моментов я продолжить не смогу. Пробуждение памяти Риббонса Аллмарка здесь, естественно, до сих пор неполное. Жизнь на два мира – этот, мир Перекрёстка, и тот – мир Anno Domini, и долгие ночные разговоры с Локоном, воспоминания, идеологические споры, слёзы, а иногда и смех, и иногда не очень больной… В общем, «Ты думаешь, это мне дали пожизненно? Нет, это НАМ дали пожизненно…». И этот самый синдром – заключённый и надзиратель прониклись друг к другу более, чем симпатией... И первые разговоры с Тьерией – мы ведь разговаривали с ним только здесь, в этом мире, там я видел его после возвращения один раз, и сразу попросил Локона меня увести, просил не дать нам встретиться больше никогда, ни с ним, ни с Реджином… С Тьерией всё-таки встретился здесь, да и как-то сложно было этого избежать. А Реджина надеюсь всё же не видеть и не слышать. Ни здесь, ни там.
читать дальшеТак что все повороты в жизни и судьбе осуществлялись отсюда. Их было много. Обещание Тьерии восстановить сектор бэкапа, отформатированный Реджином, отдать для возрождённых тела-клоны и выселить нас с Земли Anno Domini на корабль-колонию Кастор – «стройте свой коммунизм где-нибудь в другом месте», запуск создания дублирующей системы Веды – пока что это возможность наблюдать процесс восстановления сектора, доступ к информации, связь между имеющимися в живых инноведо (юные, в основном не старше 25 лет, не выше первого уровня доступа, салатовые и сиреневые – многие из которых до сих пор не знают, кто они такие, это в основном там, в Anno Domini, здесь, в этом физическом мире в настоящий момент пробуждены двое «малышей» - Ниуве Дагераад и Хелия Агата), после завершения проекта Кастор – «отдельная», вторая Веда. Все инноведо мира Anno Domini сделают свой выбор – между двумя старшими, мной и Тьерией, между двумя мирами, Землёй и Кастором, между двумя Ведами – «солнечной», изначальной, и «лунной», дочерней. Тьерия со своими – теми, кто примет его сторону и будущей новой золотой линией – обещал защищать Кастор от возможного посягательства людей, потому что ни один из нас больше не сядет в мобильный доспех. Ни один из тех, кто уйдёт на Кастор. Такая вот родственная «ожесточённая торговля», со своей стороны я, кроме того, что убраться навсегда с Земли Anno Domini, обязан был… жениться на Тьерии Эрде. Да, именно так мне это было заявлено. Закадычный враг, это же святое. Правда, не столь давно Эрде сам отменил это условие, потеряв ко мне интерес ввиду того, что я – мягкосердечная тряпка. Слишком преданная идее и слишком неспособная понять людей. Ну, в общем-то, его дело, могу только плечами пожать.
И видимо, именно вследствие этой самой потери интереса он так легко и спокойно позволил мне эти каникулы в Азадистане. Да и просто, надоел я ему в каюте Лайла)
Вообще-то подобные авантюры приличны тем, кому нечего терять. Мне терять уже было что. Но тем не менее – почувствовал, что очень надо. Тьерия, которому было решительно благостно-фиолетово, связался с нужной лабораторией по вопросу препарата нано-машин. В инъекциях. В случае Луизы это были таблетки, потому что в моменты приступов она и таблетками в рот не могла попасть, а с инъекциями бы просто не справилась, хотя было бы непосредственное введение в кровь, слов нет, куда эффективнее. Но в данном-то случае речь не о спасении организма от немедленной смерти, а об избавлении его от человеческого старения, преобразовании по нашему типу. Преобразование предполагается пошаговое, но, кстати, необратимое. В том числе ввиду того, что нано-машины наконец были получены воспроизводящимися – такими, как у нас. Принимать препарат, до наступления предела насыщения, когда он перестанет вымываться из организма, предполагается не менее года, после чего кропотливая работа нано-машин по перестройке всего тела потребует ещё от трёх до пяти лет, впрочем, это только предварительные расчёты. Все исследования проводились на безнадёжно больных вроде Луизы Халеви, многие умирали раньше, чем можно было сделать какие-то выводы о динамике процесса. Сделать это с условно здоровым человеческим организмом предстояло впервые. Хм, сродни превращению в вампира, только ещё лучше – для получения вечной жизни не требуется ни солнца бояться, ни людей кусать.
Конечно, существовало и несколько препятствий… Марина к тому времени пребывала хорошо замужем (свадьба состоялась вскоре после того, как связь с Землёй так надолго оборвалась, так что узнал я уже сильно по факту) и то ли на седьмом, то ли на восьмом месяце беременности. В общем, у меня были все основания предполагать, что меня с моей идеей могут послать далеко. Но попробовать стоило. Точнее – было необходимо. Чем раньше начать курс – тем лучше. Ей уже тридцать лет, запускать процесс старения я не намерен.
Товарищи Небесные Судьи отправлялись в Антарктику – на учения. Оттуда уже я «попутной субмариной» на континент, дальше самолётом с федеральской мордой – до места назначения. Всё уже устроено, беспокоиться не о чем. Ну разве что по дороге речь подготовить и заучить, да. Кстати говоря, так и не получилось, импровизировал.
При посадке-высадке я, действительно, Эрде не видел, и слава богу. Ну, как-то и не искал его взглядом. Я всеми силами старался не смотреть на Айлу – юную сиреневую, попросившуюся под начало Эрде, будущего пилота восстановленного Динамеса. Смотрел на детей Локона – я их видел первый раз, с тех пор, как Сецуна их нашёл, они обитали на Палладе (переименованном Небожителе) и были проблемой Реджина. К счастью, знакомиться со мной никто из них не полез.
Красотами Антарктики я любовался недолго – никаких задержек не вышло. Уже перед посадкой в самолёт мне вручили документы – по ним я, оказывается, инженер из Европы, прибыл для консультаций по строящимся солнечным электростанциям, обменял комбинезон на гражданскую одежду и получил чемодан с нужными вещами я ещё на субмарине. Ну что ж, неплохо и даже замечательно. И с Мариной, оказывается, уже связались, вечером она со мной встретится, а пока…
А пока я решил, коль времени ещё больше, чем полдня, посетить одну из этих самых станций. Как-то этот вариант был намного предпочтительнее, чем шляние по городу – в такую жару даже наши выносливые организмы инстинктивно ползут в сторону здания с кондиционером. На станции мне оказались неожиданно… рады. И всё оставшееся до встречи время я провёл над чертежами и схемами, а так же в позитивном общении с кучей замечательного народа, и сам не заметил, как меня взяли в самый что ни на есть рабочий оборот, и по итогам этого первого дня я оказался обязан посетить все объекты в окрестностях Тебриза, а уж дальше, как говорится, посмотрим.
Волновался ли я перед встречей? В общем-то, да. Я понимал, что с точки зрения очень многих людей то, о чём я собираюсь говорить – безумие. Но я-то не человек, и считаю себя вполне правым.
Слова мейстеров о том, что Марина будет рада меня увидеть, оказались неполной эмоциональной картиной происходящего. Когда не то что письма от меня, а вообще каких бы то ни было сведений не было уже месяц – она, конечно, не начала подозревать самого страшного. Ширин узнала от катаронцев, а она от Ширин, что очередной шаттл в колонию на Лагранже, где стоял Птолемей, просто не отправился – ввиду возобновления, вполне ожидаемого, активности федералов. Но всё равно волновалась. В официальных новостях, конечно, об этом не было ни слова – о Небесных Судьях как бы забыли. Как бы. Любой здравомыслящий человек понимал, найти и – тихо, да, не афишируя – добить их, пока не восстановили силы, это первая цель лидеров блоков. Иначе коситься на небо придётся в самое ближайшее время – долго жить без войны человечеству скучно. Так что всё, что оставалось – верить, что так просто могучую кучку не возьмёшь…
Луис тоже ходил винтом – он-то не знал таких подробностей, как место моего обитания и причина моего обитания там, он просто знал, что какие-то непреодолимые обстоятельства держат меня даже без возможности связи… Расспрашивал Марину обо мне – в этом ей тяжело пришлось, ибо врать эта женщина не умеет совершенно, но излагать такую правду справедливо предоставила мне самому. Поэтому отвечала в общем, не касаясь особо фантастических тем… Сейчас Луис в отъезде, где-то под Тегераном, но о моём приезде уже извещён, и скоро будет в Тебризе… Ведь я же его дождусь? Неужели меня в самом деле отпустили на целую неделю?
Что ж, я обстоятельно рассказывал…
О планах и перспективах я всё равно знал немного – именно о мейстерских. Никаких военных тайн при желании бы выдать не смог. Ну да, испытания у них. Ну да, пополнение в составе. Так ведь это логично.
Нет, говорил я о тех проектах, которые касались меня. О возрождении. О Касторе. О возвращении мне, за счёт дублирующей системы, части способностей – да, мои глаза снова могут быть золотыми, и да, я смогу таким образом позвать не только Луиса… О будущем. Она слушала, её лицо постепенно расцветало восторгом. Я старался смотреть именно на лицо, по глубокому убеждению, что данное состояние человечек не красит. Ну, перейти на наш способ размножения они однако не хотят, хотя у большинства просто возможностей нет. Она была в белом платье – почти таком, как тогда. Затейливая вязь на рукавах, кольцо на пальце… Она сказала, что её муж – да, она не любит его, но он действительно очень хороший человек. Я был согласен, Абрам Раши был определённо лучшим, что она могла выбрать. И самое главное – у них нет идейной розни, они идут к одной цели, хотя слов нет, разными путями – у Абрама Раши нет и половины Марининого идеализма.
– Как хорошо, что вы с братом… Ну, не помирились, тут неподходящее это слово, но хотя бы не хотите поубивать друг друга…
– Он предпочитает называть меня не братом, а отцом, но любви ко мне это всё равно не предполагает. Тьерия окончательно счёл меня неопасным, потому и отпустил сюда. Нет, идиллии в наших отношениях не будет никогда, наша идиллия – это находиться через половину Солнечной системы друг от друга… Но у него прекраснейшее настроение ввиду немалых успехов в гандамострое, вот этим я и воспользовался. Я здесь для очень важного разговора, Марина. Проект Кастор будет завершён, как я сказал, лет через десять… Если разобраться, десять лет – это много или мало? Я хотел бы, улетая с Земли, забрать вас с собой, Марина. В этот новый мир, который мы построим вместе.
Таких потрясённых человеческих глаз я давно не видел… Она не прерывала меня, и я продолжил:
– Я понимаю, на Земле вас, в отличие от меня, очень даже много что держит. В том числе – дело, которое вы делаете. И я прекрасно понимаю вас в этом. Просто рискую предположить – что возможно, десяти лет вам хватит… для попыток изменить людей – и неизбежной боли от того, что меняться они не очень-то хотят. Для того, чтобы удовлетвориться сделанным и позволить себе наконец немного покоя. Мир, в котором не будет ни насилия, ни войн, ничего деструктивного – я знаю, вы несмотря ни на что будете пытаться построить его на Земле… Но ни десяти лет, ни целой жизни для этого не хватит. А мне хотелось бы, чтобы вы получили это при жизни, а не в раю – если он у вас, людей, всё-таки есть. Поймите меня правильно, Марина, я никуда не увожу вас прямо сейчас. Но говорить об этом я должен именно сейчас – потому что… Потому что для того, чтобы жить в космосе, жить среди нас – вы должны стать подобной нам. Измениться физически. Вот, - я достал коробочку с препаратом, открыл её – тускло блеснули ампулы, - препарат нано-машин. То, что позволит вам стать способной жить в колонии. Что избавит вас от старости и болезней, сдлелает физически сильнее и выносливее, но самое главное – даст возможность входить в Веду и слышать нас. Небольшую инструкцию я тоже составил, потому что даже если я вам всё сейчас прекрасно объясню – забыть и перепутать всегда есть опасность. Страшное что-то от этого вряд ли произойдёт, просто внесёт дополнительные сложности. Первые три месяца препарат надо принимать каждый день – потому что, хоть нано-машины и воспроизводящиеся, из организма человека всё лишнее выводится потрясающе быстро, и восполнять необходимо тоже оперативно. Дальше… ну, тут указано. Да, я знаю, что рановато с этим пришёл – вы сейчас… не в том положении, чтобы ставить эксперименты над организмом, но я не знаю, когда, при обостряющейся политической обстановке, смогу прилететь сюда снова. Возможно, я и вовсе зря это всё говорю – у вас своя, сложившаяся жизнь, ваша страна, дело вашей жизни, ваша семья. Ведь если мужа вы не любите – то ребёнка-то наверняка будете любить. И всё же я решил попробовать. И оставляю это вам – как зримый и вещественный аргумент, который будет говорить с вами и тогда, когда я уеду. Время у вас есть. Много времени, чтобы обдумать. Я не удивлюсь, если вы откажетесь… хотя расстроюсь весьма. Если же вы согласитесь – я через любое расстоянье найду вас… благодаря Веде. И дальше будет уже проще. Как видите, я даже предполагать не могу, согласитесь вы или откажетесь – ведь я всё-таки очень мало понимаю людей. Сейчас я уйду, и если вы завтра же захотите выставить меня из страны – пожалуйста, только попросите Ширин связаться с Судьями, чтобы конспиративно меня забрали. Если же нет – между работой (я уже примерно составил себе план) я надеюсь ещё не раз увидеться с вами.
Я повернулся, чтобы идти – в разных там ненаучно-фантастических фильмах после таких речей героини героям закатывают хорошую трёпку, добро если на словах, мне вот как-то не хотелось.
– Риббонс!
Я замер на половине шага. Обернулся. Она стояла, смотрела на меня каким-то странным взглядом, и на ладони её блестела пустая ампула.
– Я пойду с вами, Риббонс.
Я бросился к ней, приходя в шок уже попутно.
Моё непонимание людей доходит определённо до стадии проблем с коммуникативной стороны. Я должен был сказать Марине, что препарат следует начать принимать только уже после рождения ребёнка, лучше даже спустя эдак месяц? Я не считал, что должен. Во-первых – чётких противопоказаний-то нет, пагубных побочных эффектов не установлено доподлинно. То, что препарат способен – по крайней мере, в ранней версии был способен – преодолевать плацентарный барьер, это факт доказанный. Но вот то, что он может быть вреден для плода – нет. В ходе исследований, насколько я знаю, было всего две беременные, да, в обоих случаях случился выкидыш, но у одной при этом был рак, у другой с плодом разный резус-фактор. И в обоих случаях куда более ранний срок. И даже если это повод беспокоиться – я предполагал, что сама мать рассудит и оценит, и говорить вот так, предупреждать – значит сомневаться в ней как в матери, значит оскорбить… В общем, когда я начинаю пытаться действовать так, будто я что-то понимаю в человеческой психологии – выходит только страньше.
– Я верю, всё будет хорошо… - её рука судорожно сжимала мою, - не будет ничего плохого. Не будет. Я знаю. Я просто не могла не дать вам ответ сейчас. Именно сейчас. Если б вы знали, как я устала, Риббонс… Хотя наверное, вы как раз знали, потому и сказали всё это, потому это и предложили. Идите, не беспокойтесь за меня, вам ещё работать… Мы ещё встретимся – вряд ли завтра, на завтра уже всё расписано, но послезавтра… Нам ещё так о многом нужно поговорить… И Луис скоро будет здесь, ваш замечательный брат… Нам предстоит очень много сделать, Риббонс. Пока мы все ещё здесь…
читать дальшеТак что все повороты в жизни и судьбе осуществлялись отсюда. Их было много. Обещание Тьерии восстановить сектор бэкапа, отформатированный Реджином, отдать для возрождённых тела-клоны и выселить нас с Земли Anno Domini на корабль-колонию Кастор – «стройте свой коммунизм где-нибудь в другом месте», запуск создания дублирующей системы Веды – пока что это возможность наблюдать процесс восстановления сектора, доступ к информации, связь между имеющимися в живых инноведо (юные, в основном не старше 25 лет, не выше первого уровня доступа, салатовые и сиреневые – многие из которых до сих пор не знают, кто они такие, это в основном там, в Anno Domini, здесь, в этом физическом мире в настоящий момент пробуждены двое «малышей» - Ниуве Дагераад и Хелия Агата), после завершения проекта Кастор – «отдельная», вторая Веда. Все инноведо мира Anno Domini сделают свой выбор – между двумя старшими, мной и Тьерией, между двумя мирами, Землёй и Кастором, между двумя Ведами – «солнечной», изначальной, и «лунной», дочерней. Тьерия со своими – теми, кто примет его сторону и будущей новой золотой линией – обещал защищать Кастор от возможного посягательства людей, потому что ни один из нас больше не сядет в мобильный доспех. Ни один из тех, кто уйдёт на Кастор. Такая вот родственная «ожесточённая торговля», со своей стороны я, кроме того, что убраться навсегда с Земли Anno Domini, обязан был… жениться на Тьерии Эрде. Да, именно так мне это было заявлено. Закадычный враг, это же святое. Правда, не столь давно Эрде сам отменил это условие, потеряв ко мне интерес ввиду того, что я – мягкосердечная тряпка. Слишком преданная идее и слишком неспособная понять людей. Ну, в общем-то, его дело, могу только плечами пожать.
И видимо, именно вследствие этой самой потери интереса он так легко и спокойно позволил мне эти каникулы в Азадистане. Да и просто, надоел я ему в каюте Лайла)
Вообще-то подобные авантюры приличны тем, кому нечего терять. Мне терять уже было что. Но тем не менее – почувствовал, что очень надо. Тьерия, которому было решительно благостно-фиолетово, связался с нужной лабораторией по вопросу препарата нано-машин. В инъекциях. В случае Луизы это были таблетки, потому что в моменты приступов она и таблетками в рот не могла попасть, а с инъекциями бы просто не справилась, хотя было бы непосредственное введение в кровь, слов нет, куда эффективнее. Но в данном-то случае речь не о спасении организма от немедленной смерти, а об избавлении его от человеческого старения, преобразовании по нашему типу. Преобразование предполагается пошаговое, но, кстати, необратимое. В том числе ввиду того, что нано-машины наконец были получены воспроизводящимися – такими, как у нас. Принимать препарат, до наступления предела насыщения, когда он перестанет вымываться из организма, предполагается не менее года, после чего кропотливая работа нано-машин по перестройке всего тела потребует ещё от трёх до пяти лет, впрочем, это только предварительные расчёты. Все исследования проводились на безнадёжно больных вроде Луизы Халеви, многие умирали раньше, чем можно было сделать какие-то выводы о динамике процесса. Сделать это с условно здоровым человеческим организмом предстояло впервые. Хм, сродни превращению в вампира, только ещё лучше – для получения вечной жизни не требуется ни солнца бояться, ни людей кусать.
Конечно, существовало и несколько препятствий… Марина к тому времени пребывала хорошо замужем (свадьба состоялась вскоре после того, как связь с Землёй так надолго оборвалась, так что узнал я уже сильно по факту) и то ли на седьмом, то ли на восьмом месяце беременности. В общем, у меня были все основания предполагать, что меня с моей идеей могут послать далеко. Но попробовать стоило. Точнее – было необходимо. Чем раньше начать курс – тем лучше. Ей уже тридцать лет, запускать процесс старения я не намерен.
Товарищи Небесные Судьи отправлялись в Антарктику – на учения. Оттуда уже я «попутной субмариной» на континент, дальше самолётом с федеральской мордой – до места назначения. Всё уже устроено, беспокоиться не о чем. Ну разве что по дороге речь подготовить и заучить, да. Кстати говоря, так и не получилось, импровизировал.
При посадке-высадке я, действительно, Эрде не видел, и слава богу. Ну, как-то и не искал его взглядом. Я всеми силами старался не смотреть на Айлу – юную сиреневую, попросившуюся под начало Эрде, будущего пилота восстановленного Динамеса. Смотрел на детей Локона – я их видел первый раз, с тех пор, как Сецуна их нашёл, они обитали на Палладе (переименованном Небожителе) и были проблемой Реджина. К счастью, знакомиться со мной никто из них не полез.
Красотами Антарктики я любовался недолго – никаких задержек не вышло. Уже перед посадкой в самолёт мне вручили документы – по ним я, оказывается, инженер из Европы, прибыл для консультаций по строящимся солнечным электростанциям, обменял комбинезон на гражданскую одежду и получил чемодан с нужными вещами я ещё на субмарине. Ну что ж, неплохо и даже замечательно. И с Мариной, оказывается, уже связались, вечером она со мной встретится, а пока…
А пока я решил, коль времени ещё больше, чем полдня, посетить одну из этих самых станций. Как-то этот вариант был намного предпочтительнее, чем шляние по городу – в такую жару даже наши выносливые организмы инстинктивно ползут в сторону здания с кондиционером. На станции мне оказались неожиданно… рады. И всё оставшееся до встречи время я провёл над чертежами и схемами, а так же в позитивном общении с кучей замечательного народа, и сам не заметил, как меня взяли в самый что ни на есть рабочий оборот, и по итогам этого первого дня я оказался обязан посетить все объекты в окрестностях Тебриза, а уж дальше, как говорится, посмотрим.
Волновался ли я перед встречей? В общем-то, да. Я понимал, что с точки зрения очень многих людей то, о чём я собираюсь говорить – безумие. Но я-то не человек, и считаю себя вполне правым.
Слова мейстеров о том, что Марина будет рада меня увидеть, оказались неполной эмоциональной картиной происходящего. Когда не то что письма от меня, а вообще каких бы то ни было сведений не было уже месяц – она, конечно, не начала подозревать самого страшного. Ширин узнала от катаронцев, а она от Ширин, что очередной шаттл в колонию на Лагранже, где стоял Птолемей, просто не отправился – ввиду возобновления, вполне ожидаемого, активности федералов. Но всё равно волновалась. В официальных новостях, конечно, об этом не было ни слова – о Небесных Судьях как бы забыли. Как бы. Любой здравомыслящий человек понимал, найти и – тихо, да, не афишируя – добить их, пока не восстановили силы, это первая цель лидеров блоков. Иначе коситься на небо придётся в самое ближайшее время – долго жить без войны человечеству скучно. Так что всё, что оставалось – верить, что так просто могучую кучку не возьмёшь…
Луис тоже ходил винтом – он-то не знал таких подробностей, как место моего обитания и причина моего обитания там, он просто знал, что какие-то непреодолимые обстоятельства держат меня даже без возможности связи… Расспрашивал Марину обо мне – в этом ей тяжело пришлось, ибо врать эта женщина не умеет совершенно, но излагать такую правду справедливо предоставила мне самому. Поэтому отвечала в общем, не касаясь особо фантастических тем… Сейчас Луис в отъезде, где-то под Тегераном, но о моём приезде уже извещён, и скоро будет в Тебризе… Ведь я же его дождусь? Неужели меня в самом деле отпустили на целую неделю?
Что ж, я обстоятельно рассказывал…
О планах и перспективах я всё равно знал немного – именно о мейстерских. Никаких военных тайн при желании бы выдать не смог. Ну да, испытания у них. Ну да, пополнение в составе. Так ведь это логично.
Нет, говорил я о тех проектах, которые касались меня. О возрождении. О Касторе. О возвращении мне, за счёт дублирующей системы, части способностей – да, мои глаза снова могут быть золотыми, и да, я смогу таким образом позвать не только Луиса… О будущем. Она слушала, её лицо постепенно расцветало восторгом. Я старался смотреть именно на лицо, по глубокому убеждению, что данное состояние человечек не красит. Ну, перейти на наш способ размножения они однако не хотят, хотя у большинства просто возможностей нет. Она была в белом платье – почти таком, как тогда. Затейливая вязь на рукавах, кольцо на пальце… Она сказала, что её муж – да, она не любит его, но он действительно очень хороший человек. Я был согласен, Абрам Раши был определённо лучшим, что она могла выбрать. И самое главное – у них нет идейной розни, они идут к одной цели, хотя слов нет, разными путями – у Абрама Раши нет и половины Марининого идеализма.
– Как хорошо, что вы с братом… Ну, не помирились, тут неподходящее это слово, но хотя бы не хотите поубивать друг друга…
– Он предпочитает называть меня не братом, а отцом, но любви ко мне это всё равно не предполагает. Тьерия окончательно счёл меня неопасным, потому и отпустил сюда. Нет, идиллии в наших отношениях не будет никогда, наша идиллия – это находиться через половину Солнечной системы друг от друга… Но у него прекраснейшее настроение ввиду немалых успехов в гандамострое, вот этим я и воспользовался. Я здесь для очень важного разговора, Марина. Проект Кастор будет завершён, как я сказал, лет через десять… Если разобраться, десять лет – это много или мало? Я хотел бы, улетая с Земли, забрать вас с собой, Марина. В этот новый мир, который мы построим вместе.
Таких потрясённых человеческих глаз я давно не видел… Она не прерывала меня, и я продолжил:
– Я понимаю, на Земле вас, в отличие от меня, очень даже много что держит. В том числе – дело, которое вы делаете. И я прекрасно понимаю вас в этом. Просто рискую предположить – что возможно, десяти лет вам хватит… для попыток изменить людей – и неизбежной боли от того, что меняться они не очень-то хотят. Для того, чтобы удовлетвориться сделанным и позволить себе наконец немного покоя. Мир, в котором не будет ни насилия, ни войн, ничего деструктивного – я знаю, вы несмотря ни на что будете пытаться построить его на Земле… Но ни десяти лет, ни целой жизни для этого не хватит. А мне хотелось бы, чтобы вы получили это при жизни, а не в раю – если он у вас, людей, всё-таки есть. Поймите меня правильно, Марина, я никуда не увожу вас прямо сейчас. Но говорить об этом я должен именно сейчас – потому что… Потому что для того, чтобы жить в космосе, жить среди нас – вы должны стать подобной нам. Измениться физически. Вот, - я достал коробочку с препаратом, открыл её – тускло блеснули ампулы, - препарат нано-машин. То, что позволит вам стать способной жить в колонии. Что избавит вас от старости и болезней, сдлелает физически сильнее и выносливее, но самое главное – даст возможность входить в Веду и слышать нас. Небольшую инструкцию я тоже составил, потому что даже если я вам всё сейчас прекрасно объясню – забыть и перепутать всегда есть опасность. Страшное что-то от этого вряд ли произойдёт, просто внесёт дополнительные сложности. Первые три месяца препарат надо принимать каждый день – потому что, хоть нано-машины и воспроизводящиеся, из организма человека всё лишнее выводится потрясающе быстро, и восполнять необходимо тоже оперативно. Дальше… ну, тут указано. Да, я знаю, что рановато с этим пришёл – вы сейчас… не в том положении, чтобы ставить эксперименты над организмом, но я не знаю, когда, при обостряющейся политической обстановке, смогу прилететь сюда снова. Возможно, я и вовсе зря это всё говорю – у вас своя, сложившаяся жизнь, ваша страна, дело вашей жизни, ваша семья. Ведь если мужа вы не любите – то ребёнка-то наверняка будете любить. И всё же я решил попробовать. И оставляю это вам – как зримый и вещественный аргумент, который будет говорить с вами и тогда, когда я уеду. Время у вас есть. Много времени, чтобы обдумать. Я не удивлюсь, если вы откажетесь… хотя расстроюсь весьма. Если же вы согласитесь – я через любое расстоянье найду вас… благодаря Веде. И дальше будет уже проще. Как видите, я даже предполагать не могу, согласитесь вы или откажетесь – ведь я всё-таки очень мало понимаю людей. Сейчас я уйду, и если вы завтра же захотите выставить меня из страны – пожалуйста, только попросите Ширин связаться с Судьями, чтобы конспиративно меня забрали. Если же нет – между работой (я уже примерно составил себе план) я надеюсь ещё не раз увидеться с вами.
Я повернулся, чтобы идти – в разных там ненаучно-фантастических фильмах после таких речей героини героям закатывают хорошую трёпку, добро если на словах, мне вот как-то не хотелось.
– Риббонс!
Я замер на половине шага. Обернулся. Она стояла, смотрела на меня каким-то странным взглядом, и на ладони её блестела пустая ампула.
– Я пойду с вами, Риббонс.
Я бросился к ней, приходя в шок уже попутно.
Моё непонимание людей доходит определённо до стадии проблем с коммуникативной стороны. Я должен был сказать Марине, что препарат следует начать принимать только уже после рождения ребёнка, лучше даже спустя эдак месяц? Я не считал, что должен. Во-первых – чётких противопоказаний-то нет, пагубных побочных эффектов не установлено доподлинно. То, что препарат способен – по крайней мере, в ранней версии был способен – преодолевать плацентарный барьер, это факт доказанный. Но вот то, что он может быть вреден для плода – нет. В ходе исследований, насколько я знаю, было всего две беременные, да, в обоих случаях случился выкидыш, но у одной при этом был рак, у другой с плодом разный резус-фактор. И в обоих случаях куда более ранний срок. И даже если это повод беспокоиться – я предполагал, что сама мать рассудит и оценит, и говорить вот так, предупреждать – значит сомневаться в ней как в матери, значит оскорбить… В общем, когда я начинаю пытаться действовать так, будто я что-то понимаю в человеческой психологии – выходит только страньше.
– Я верю, всё будет хорошо… - её рука судорожно сжимала мою, - не будет ничего плохого. Не будет. Я знаю. Я просто не могла не дать вам ответ сейчас. Именно сейчас. Если б вы знали, как я устала, Риббонс… Хотя наверное, вы как раз знали, потому и сказали всё это, потому это и предложили. Идите, не беспокойтесь за меня, вам ещё работать… Мы ещё встретимся – вряд ли завтра, на завтра уже всё расписано, но послезавтра… Нам ещё так о многом нужно поговорить… И Луис скоро будет здесь, ваш замечательный брат… Нам предстоит очень много сделать, Риббонс. Пока мы все ещё здесь…
@темы: записки отключенного терминала, миры
Ну, ничего страшного действительно не случилось...