Вдохновила меня сестрёнка, тоже вот занялся...
Написано очень путанно и в общем, такой уж период. Надеюсь, потом сумею ещё что-то к этому добавить, или хотя бы изложить более связно...
Дитя эпохи перемен. Рубеж.
Сам момент, когда мне объявили, что настало моё время, я не помню. Память того времени и не может не быть рваной – что-то проходило мимо сознания ввиду большого потрясения, что-то и просто стёрлось. Помню, как долго сидел рядом с друзьями в своей комнате на платформе, как меня обнимали Аврал и Сверчок, как Росчерк отворачивался – плакал, что ли?
Вот был уже в этом здании не единожды – хотя понятно, и тайно… Всё равно как страшно было в него вступать. Тогда как же страшно бы было, если б всё здесь мне было внове?
Меня сопровождал Управляющий, имеющий должность что-то вроде коменданта общаги, весь такой холодный-собранный, подтянутый, чеканный, подбородок задирал так, что непонятно было, как при этом что-то видит… Меня его присутствие рядом не очень и напрягало – не до него было.
Эти стены… Смутной картиной, подобной в чём-то, вероятно, земным больницам, для меня осталось это…
Плиты. Зеленовато-голубого нейтрально-мёртвого цвета. Холод. Свет. Одиночество, много одиночества, иногда рвущееся самым резким образом – какие-то тесты, какие-то пока первые и небольшие, манипуляции с корпусом…
Тесты были и исключительно для мозга – какие-то задачки, какие-то цветные пятна, элементы, из которых можно что-то собрать, определения, из которых нужно выбрать одно верное… Были и физические – на быстроту, на меткость, на способность ориентироваться в темноте и в различных средах – делались, как я понимаю, имитации водной среды, сжиженных и наоборот, разреженных атмосфер, меняли давление и интенсивность излучений… После некоторых тестов отходить приходилось очень долго. И дело не в усталости какой-то даже, совсем нет. Испытания эти, как я потом понял, больше были для сознания – как я реагировать буду, как действовать… Результатов тестов мне, естественно, никто сильно-то не сообщал, оставалось догадываться, что при не очень-то богатой мимике кураторов было сложно. Ко мне раза два сумели проскользнуть Сверчок и Конёк, я был им рад безумно, рассказал всё так подробно, как только мог, заверив, что пока что меня тут не убивают. Потом меня перевели в другой бокс, и там они меня найти не смогли.
И может, и хорошо – потому что следующий этап… не знаю, было бы кому-то из нас легче, если б они это видели.
Меня начали готовить к предстоящей операции.
читать дальшеЕсть вообще-то что-то страшноватое в том, чтобы ходить с полуснятой бронёй – как с содранной кожей. Аналогия, конечно, неполная – например, болевых ощущений от этого почти нет, потому что любой мало-мальски состоявшийся врач способен вовремя отключить, блокировать нужные цепи. Но вид собственных обнажённых деталей и топорщащихся проводов и шлангов слегка всё-таки коробил.
Во мне что-то меняли. Что-то перестраивали, мне, естественно, не докладывали, что. Мне в основном была отведена роль наблюдателя за собственными превращениями – иногда только мне говорили: «Ты должен сделать то-то то-то, чтобы получилось то-то то-то, а иначе то-то то-то…» - и всё. Правда, иногда мои кураторы, как полагается всё-таки учёным, начинали говорить вслух, рассуждая о тех или иных мерах и возможностях, ещё и так я что-нибудь узнавал. Да, когда мы наблюдали за Остайдисом, мы и представить не могли, как будет это всё изнутри шкурки.
Меня к чему-то подключали. Иногда возле этих приборов, как на привязи, приходилось просидеть день, не меньше. Иногда было совершенно невозможно понять, зачем это было нужно – что изучали, что регистрировали? Иногда предлагалось передать какие-то сигналы, простейшие команды туда, машине, решить какие-то задачи – дистанционно. Иногда это получалось легче, иногда тяжелее, и от чего это зависело – непонятно.
Не всё, что со мной делали, было одинаково легко терпеть. Один из моих кураторов, видимо, особенно сильно любил эксперименты, либо же просто уже имел на мой счёт какую-то сложившуюся концепцию, и намерен был двигаться к ней семимильными шагами. Это он чаще других забывал отключить мне цепи, прежде чем резать по живому. Один раз он закрутил какие-то не те клеммы и меня так тряхануло, что подбросило, по-моему, на метр над платформой. Зато он чаще других что-то объяснял – правда, в основном невольно…
Хорошо, что я был закалён первым годом в Академии, и не очень страдал от отсутствия общения. Я думал о Прайме. И иногда об О-Гаки. Они ведь прошли через это… По-разному прошли, конечно, спору нет. Но наверное, им обоим бывало и больно, и грустно, и страшно… Правда, Прайм говорил, что не запомнил ничего из самого момента превращения, что очнулся уже в новом качестве… Но так ли это было? Может, не хотел вспоминать? Может, у кустарного мастера Альфа-Триона проб и ошибок было ещё и побольше, чем вот у этих? Хотя слышать приходится обратное. Об этом нечасто говорят, но его безусловно считают гением. Гением, в том числе способным сделать всё хорошо с первого раза.
О-Гаки, возможно, тоже жил когда-то в этой самой комнате… Ну, едва ли в этой самой, конечно, откуда такие-то совпадения… Но в какой-то подобной. Так же смотрел в белёсый потолок, прислушиваясь к новым и не самым приятным ощущениям после очередного вмешательства – что-то отвинтили, что-то привинтили, привинтили явно больше, теперь все системы лихорадочно осваиваются с этим новым… Задумчиво созерцая медленный, мерный ток жидкостей по трубкам. Редко вспыхивающие-пробегающие искры. Может, он так же проходил по этим коридорам. Безразличный холод. Полумрак. Свет. Может, он так же тосковал…
Это был не страх в полном смысле, конечно же нет. Просто начинало осознаваться, что предстоит ведь стать совершенно новым существом… Не в том дело, что иначе выглядящим и иначе устроенным. Иначе себя ощущающим. Я никак не мог не вспоминать Остайдиса. Вдруг и со мной случится такое же? Вдруг, на самом деле, это последние дни моей жизни?
Жаль, что здесь О-Гаки не оставил никаких записей. Здесь это проблематично было. Так что у меня ничего там не было. Кроме моих воспоминаний.
Первое иное, что следует после вот этой тоски ожидания пополам со страхом безвестности – белёсый потолок явно уже какой-то другой комнаты. Явно ближе, чем был всегда – хотя я лежу. И как-то слишком легко и быстро я понимаю – операция была. И я её, по крайней мере, пережил.
Дальше было очень много пустоты. Пустоты в ощущениях, во всём времяпрепровождении. Головокружения в попытках поймать мысль, образ. Из звуков вокруг только шорохи-писки приборов. Никто не навещал – зачем, если всё прекрасно контролируют приборы? Я лежал, как когда-то, мы видели, лежал Остайдис, и меня осторожно вертело-болтало на платформе, и деловито снующие щупки и шланги что-то делали – они хорошо, судя по всему, знали, что им делать.
Потом меня впервые навестили. Чтобы вручную что-то поменять. Чтобы сообщить, что всё прошло, похоже, успешно – надо же, а я без вас бы и не понял. Вскоре меня начали навещать почти каждый день. Требовали шевельнуть рукой, ногой, издать какой-нибудь звук, послать импульс на какой-нибудь подключенный прибор. Я в основном пребывал в весьма ясном сознании, но иногда проваливался в беспамятство или ловлю глюков – плаванье-летание в свете, пустоте или сплаве обрывков воспоминаний, при чём совершенно не уверен, что моих. Я начинал чувствовать своё новое тело – описать эти ощущения довольно затруднительно, ввиду отсутствия в человеческом мире достаточно чётких аналогий. Вряд ли кто-нибудь мог бы похвастаться, как это оно – если у тебя выросла рука или нога, особенно если до этого этой руки или ноги вовсе не было.
Я уже видел себя нового частично, способен был оценить. Я поднимал и рассматривал свои руки – свои новые руки. Тёмно-фиолетовые по цвету, не такие массивные и сильные, как у Прайма, куда более обтекаемые от локтя до кисти, куда более узкие и тонкие ладони, с более длинными по пропорциям пальцами. Я явно не неповоротливая махина, какой был Остайдис, и это радует несказанно. Под переплетениями-нагромождениями облепивших меня приборов я частично вижу остальной корпус, ноги – да, очертания мои даже можно назвать изящными. Это было даже странновато – если сравнивать со всем тем, что я видел до сих пор. Чтобы объяснить, почему я не подумал - и хорошо, что не подумал, а то бы мне было как-то не по себе - что меня превратили в фембота, придётся постараться, наверное. Фем (корпусёнка) я к тому времени видел один раз, натолкнулся на такое в библиотеке, удивлён был несказанно. В нашем районе фемок не встречалось – либо просто мы не видели, долгое время потом я думал, что фемки бывают только у Управляющих, потому что занимались известные мне фемки (преимущественно, о ком я слышал, а не видел сам) административной работой. Я полагал такие отличия модели чем-то вроде… высшей степени дистанции Управляющих от нас. Аристократизма. Наименее крепкие-сильные физически, наиболее ловкие, изящные, они и по объёму памяти, по быстродействию превышали нас. Созданные творить, создавать произведения искусства. И управлять… Они и у квинтов были любимчиками. Не к тому ли отсылка имя первой фем среди автоботов - Элиты? В общем-то, не важно.
И вот наступил тот день, когда меня освободили от всех этих конструкций вокруг и потребовали встать. Я слегка удивился, что вот так прямо сразу встать, без предварительного посидеть-посмотреть, причувствоваться, проверить состояние. Потом сообразил, что проверяли моё состояние, мою исправность-функциональность всё это время все эти приборы, и видимо, сочли меня способным. Поэтому я посомневался, но, опираясь о платформу, выпрямился, поднялся, позволил себе опереться на свои новые ноги.
Это далось удивительно легко. Но на этом лёгкость и закончилась. Сделать даже шаг оказалось совсем непросто – ноги моих импульсов слушались ещё недостаточно хорошо, и я упал бы, если б меня не подхватил выхлестнувшийся откуда-то манипулятор – имеется в виду, принадлежащий машине, а не моему нынешнему куратору.
Мой нынешний куратор представлял собой нечто мало на что похожее.
Размером раза в два больше стандартных корпусят, стандартным он не был ни в чём. Разве что, голова была одна… А вот рук было четыре. А ног возможно, и не было вообще, лично я не видел. Передвигался он всё время на всяких конструкциях, машинах, обслуживающих бокс – он перебирался из одной машины в другую, одними управлял с помощью рычагов и кнопок, к другим подключался через огромные разъёмы в спине и груди… Выглядело это, честно сказать, жутковато.
Вот это странное создание и руководило моей реабилитацией.
Послеоперационная реабилитация и у людей вещь непростая. Здесь же тем более. Заново учиться ходить, брать что-то руками, поворачиваться так, чтоб не разворотить всё вокруг себя… не говоря уж о том, чтоб стрелять, фехтовать и всё прочее. Мне очень хотелось спросить, зачем же в таком случае мы учились всему этому ранее, но я сдержался. После понял – навыки никуда и не пропадают, просто нужно перенести их на новое тело. Это непросто, да.
Итак, я делал первые шаги с неоценимой помощью всех этих машин – меня поддерживали под руки, передвигали мои ноги, подталкивали меня в спину, страховали от падения. Заодно шло и «общение» цепей с цепями, импульсы-подсказки…
Ноги были другими. Другими по строению – на них появились каблуки. Их-то я проклинал больше всего, потому что понятно, понятия не имел, как на них ходить и зачем они мне вообще нужны, этот дурацкий изврат конструкторской мысли. Вспоминал, что вот у Прайма-то никаких каблуков не было в помине… Впрочем, общих черт с Праймом я в себе вообще что-то не находил. Выпуклая кабина, из-за которой живота не видно. Какие-то странные элементы на руках в районе локтевых сгибов. Ещё и каблуки эти… Я бы считал, что мне как-то по-особенному повезло с конструкцией, если бы не видел и не представлял – тому же Прайму и тому же Остайдису с куда большими трудностями пришлось столкнуться.
Откуда-то взялись теперь куда более общительные и приветливые врачи. Они осведомлялись о самочувствии, даже если могли посмотреть по приборам. Они похоже, искренне беспокоились и стремились помочь. Через некоторое время я заподозрил, что я нахожусь уже в каком-то другом месте, не в трансформерском блоке Академии. На эту мысль навели две-три прогулки по коридорам – расположение аналогичных, вроде бы, отсеков было иным.
Так вот, меня учили ходить, вот так прогуливая по комнате. Что было на первых порах сложно – ещё ничего не сказать. Я здесь, в этой органике, по утрам чувствую себя очень хреново, пока не сделаю гимнастику – во всём теле затёкшая тяжесть, как будто спал в очень неудобной позе или что-то вроде этого, и только после гимнастики в теле появляется лёгкость. Так вот, там было, конечно, не такое, но что-то подобное. Тело было тяжёлым и чужим, приходилось именно словно бы отдавать указания то руке, то ноге, справедливо ожидая, что они могут и не подчиниться. Мне говорили, что просто центральному нужно время полностью освоиться, подчинить себе все периферийные. Он практически уже это сделал – иначе бы я вообще не чувствовал ничего.
Ну да… Как-то раз произошёл какой-то сбой, и связь между пилотом и трансформом нарушилась. Что это было… Я враз почувствовал себя тем, чем теперь являлся – маленьким искромсанным живым куском металла, заживо замурованным в огромную, тяжёлую, чужую конструкцию. Не пошевелиться, не сделать вообще ничего. Я задыхался, кажется, закричал… Меня спасли, починили. Начало моей клаустрофобии, а особенно страху удушья было положено, видимо, тогда.
Во время прогулок туда-сюда по боксу я вдруг заметил огромный экран. До этого он был скрыт от меня оборудованием, а тут я оборудование это обошёл.
На экране отображался… я. Я новый – это было сразу понятно. Показанный попеременно то в цвете, как есть, с верхней бронёй, то навроде рентгеновского снимка. Я замер, поражённый. Нет, в целом-то я представлял уже, как выгляжу. Руки, ноги… Выпуклая золотая кабина… Я почти весь был золотой, только руки до локтя и ноги до колена тёмно-фиолетовые, и ноги от колена до бедра – белые. Золотой оказался и шлем с тонкими антеннами. Только теперь я понял, что за странные элементы у меня на локтевых сгибах и что такое странное я чувствую на лопатках. Понял, когда на соседнем экране, поменьше, увидел, несомненно, свою будущую альтформу. Я – самолёт. Я буду трансформироваться в самолёт.
А насчёт врага... Это ты рановато. Те куски ещё впереди, ещё, возможно, очень впереди.
В последнее время, знаешь ли, этот внутренний враг скорее становится другом. Инверсия такая странная...
А на счёт того, что тебе не удалось выразить эмоции, это не столь страшно) Ты логик и тебе это не просто сделать. Следуй своим путём и не пытайся прыгать через голову. твой собственный стиль ощущений по иному не передать, как логическими выкладками которые тебе ближе.
Коготь... ты САДИСТ!!!
Уже куча фанфиков написана... а где же мой?!!
И, видимо, тоже не угадаешь, лучше или хуже. Я предпочитаю знать, что со мно буду делать - я себя тогда чувствую увереннее... а, может, кому-то и "меньше знаешь - меньше плачешь"...
и к чему был этот бессмысленный коммент, кто-нить знает??
Это просто отношение самого Когтя, к тому отношению, которое проявляли к нему в этот момент его жизни. Трансформером стать не столь легко как считают фаны. Это процесс требующий не только физических сил, но и моральных причём куда как в большем количестве и эмоциональная поддержка необходима. А к нему относились как к неприкасаемой игрушке. Он автобот посреди десептиконов, это сродни проклятью, поскольку всякий преодолевший свою программу это - дефект подлежащий уничтожению. И если он пытается сопротивляться отношение соответствующее.*поморщился* сделать сделают, но с презрением крайним.
плох тот трансфан, который не считает себя трансформероми про какую кучу фанфиков ты говоришь?Ratchet Оно конечно, кому как. Но дело даже не в том, объясняли или нет. Может, и бесполезно бы было объяснять, что бы я там понял. Но вот отношение... оно даже в чём-то похуже, чем пр@йм оптим@ сказал. Как к вещи зачастую.
пр@йм оптим@ Вся сложность для них - и вся радость для меня - была, как я понимаю, в том, что в самой академии были разные кучки-фракции, которые на многое смотрели по-разному.
Это просто отношение самого Когтя, к тому отношению, которое проявляли к нему в этот момент его жизни.
Поправка: бессмысленным я считаю свой коммент)) А Когот очень интересную мне информацию предоставил, я с удовольствием прочел и перечитываю))
-Коготь-, я это и имел ввиду. Получается, что, пока не известно, переживет ли даже не автобот - корпусенок его - переживет ли опеацию, сможет ли восстановиться, станетли пригодным, и отношение как к материалу, не более. А вот когда понятно, что уже получилось, то сразу все какие внимательные становятся! А будь внимательности такой вот, неформальной, не по приборам побольше в до- и операционный период - ИМХО, толку было бы больше.
Многое бы было по-другому, если бы. Я сейчас рад, что многого не помню. А ещё я рад за всех, кто через всё это прошёл и выжил.
-БОЖЕ МОЙ!!! - упал в нокаут.
Все-все... больше не пристаю...