Ты моя трава... ой, тьфу, моя ива(с) // Дэвид Шеридан, психологическое оружие Альянса
...выкидываю следующий эпизод. То есть, не факт, что он был бы следующим, но теперь он будет следующим. Властительница Мега главным образом, да и остальные, я вас предупреждал по поводу ядрёного бреда? Предупреждал или нет? А вот теперь не обессудьте!
читать дальше Тяжёлые металлические шаги гулко отдавались по огромным залам, пустым коридорам подводной базы. Даже и с колоколом не сравнишь, нечто вообще апокалиптическое. Но это если б кто чужой, неподготовленный услышал вдруг это. А для этого места, для обитающих здесь ушей – звучала сейчас сладкая мелодия давних дней, другой, оставшейся в прекрасном далёко жизни. В полированных плитах стен отражалось нечто странное, что-то угрожающе-серо-стальное плыло в них. И многие, ой многие уже узнали бы даже в этих смазанных бликах то, что привыкали бояться и ненавидеть. И женщина вышла навстречу – женщина в странной длинной одежде, впрочем, наверное, не более странной, чем всё здесь…
– Мега!
– Брат! Что ты делаешь здесь?
Шорохи-лязги сложились в волшебную, забытую этими сводами песню движения механического существа, огромная стальная ладонь раскрылась у ног – волшебный подъёмник к прежним, полузабытым высотам. И как ты тут? Печаль старит – и морщины начали покрывать твоё лицо, веками не знавшее возраста. Всегда коротко остриженные, волосы заметно отросли, а ты будто и не замечаешь… Только осанка всё так же пряма – уж если всё происшедшее не сгорбило тебя, как древнюю человеческую старуху, то ничто уже не сгорбит.
– Ты так и живёшь здесь отшельницей, невидимая никому, забытая всеми…
– Зачем куда-то выходить, что мне там искать? И такое-то существование тягостно для меня…
Два голоса – механический и человеческий… Но чем они отличаются друг от друга? В голосе робота столько же чувства и эмоций, сколько в голосе женщины – безучастности ко всему.
– Ты меняешься, стареешь… Когда последний раз ты принимала истинный облик, Мега?
– Не помню… К чему сейчас об этом? Расскажи о своих успехах, брат. Я в силах порадоваться за тебя.
Они шествуют по огромным, величественным коридорам и залам подземной базы – робот и хрупкая женщина на его ладони.
– Не верю, не верю, Мега, что так просто тебе отказаться… Тебе, тебе, легенде, примеру для всей амбициозной молодёжи и по сей день… Почему не дашь себе свободу, не вернёшь крыльям такой желанный ветер? Ещё немного, боюсь – и ты навсегда забудешь свой истинный облик, завязнешь в человеческом теле. Неужели ты не боишься этого?
– Не знаю уже, боюсь ли я хоть чего-нибудь, брат. Больше, чем самой жизни, бояться ничего всё равно невозможно. Да, я, Великая Мега, боюсь жизни. Я, как ты говоришь, легенда и пример – существую здесь в состоянии не жизни и не смерти, потому что чёрт возьми, другого для меня нет. Каждый раз ты зовёшь меня туда, за собою, но каждый раз я говорю тебе – нет. Пусть лучше я остаюсь мёртвой для них, мёртвый герой лучше того, что от него осталось. Птице перебили крылья, ты это отлично знаешь. Мне не подняться в небо вновь…
– Не верю!
– Мегатрон, плен человеческого тела, возможно, страшен. Но не страшнее, чем то… Ты же знаешь – памятью Гиги сожжёт меня небо…
– Узы…
– Узы, Мегатрон. Можешь осудить меня сейчас вдвойне, но уж такова я. Да, я поставила на карту всё, и да, я проиграла. Но могу ли я о чём-то жалеть? Только о том, что до сих пор всё же живу.
Остановились у входа в залу, где пустое тусклое стекло больше не содержит нестерпимо жгучего света, голоса самого жуткого создания в истории вселенной…
Да, ему ли рассказывать, ему ли объяснять? Не от незнания, от упрямства приходит он каждый раз переубеждать Мегу. И может, от любви – если уж искать и в его жизни такое слово…
Они оба появились на свет на закате Золотого Века – того самого, с ностальгией вспоминаемого обывателями, а им именуемого Позолоченным – ибо фальшивое, крикливо-ляпистое золото ненавидел он с детства, всегда предпочитая ему серый металл, легированную сталь, чёрное железо. Но один из самых именитых и высокородных домов десептиконской знати не мог не быть убран с убийственной, удушающей роскошью. «Наш род восходит к… (и тут идёт длиннющее, на час, не меньше, перечисление), мы должны помнить, кто мы есть, мы должны не давать забыть об этом другим…».
«Мы должны». Долг, честь предков – эти слова Мегатрон слышал и помнил с детства. Но сколь ни беспредельно, действительно, восхищался он предками – сильными, бесстрашными воинами, своими мечами, своими жизнями строившими Империю – он не видел никакой связи их с веком нынешним.
Мирный век. Не первый, далеко не первый уже на планете мирный век. Цель достигнута, единая Империя построена, больше нечего желать, больше не к чему стремиться. И вместо чести и доблести появилось понятие родовитости, знатности, и хилые потомки наперебой хвастаются друг перед другом заслугами предков – будто имеют к этим заслугам хоть какое-то отношение, и Дома стремятся превзойти, потрясти соседей-соперников показной вычурной роскошью, величиной и убранством покоев, барельефами и скульптурами. Вырождение – неизбежный итог сытости и покоя, это первый урок, усвоенный юным Мегатроном. Скука, пошлость, пустота, разочарование во всём.
Ни капли полагающегося уважения и трепета не вызывал в Мегатроне отец – невзрачный, хилый первенец своей семьи, наследник древнего рода, ни разу в жизни не поднявший тяжёлый меч своих славных предков, не учившийся никаким боевым искусствам, ни разу на памяти близких не трансформировавшийся. Как потом стало понятно, и умом не перенаделённый от рождения. Зато уж как любили льстивые друзья и родственники говорить, что сын – ну копия отца, когда на всех показательных выступлениях и турнирах среди всей хоть на что-то способной молодёжи Мегатрон неизменно блистал, и занимал вторые места, когда не первые. Он в совершенстве владел мечом. Он в рукопашной клал на лопатки противников, превосходивших его весом. Он превосходно стрелял – хотя тут, увы, первым не был никогда, ввиду врождённо не идеального зрения. Он помнил наизусть не менее тысячи саг о подвигах своих предков, о битвах минувших времён – никто до сих пор не превосходил этого результата. Он писал героические гимны сам – поэтический и музыкальный дар, пусть скромный, был ему дан. Наконец, он был просто статен и широкоплеч – что неизменно привлекало к нему взгляды представительниц прекрасного пола, уж очень приятно контрастировал он с неуклюжими, косыми, уродливыми сверстниками, немного было таких, как он. И он просто закипал, когда в ответ на эти абсурдные сравнения отец, эта жалкая пародия на робота, самодовольно ухмылялся: мол, да, я в его годы таким же был, жаль, не те уже годы, старость не радость, охо-хо… Кого он хотел обмануть? Никогда, никогда он и в половину таким не был! Да и сейчас – не стар он, не поздние они у родителей дети, а женят в аристократических семьях рано – по принципу «чего тянуть»… Но льстиво поддакивали все друзья семейства – такие же по сути вырожденцы, и только бессильная тоска оставалась… «Ты идеалист, Мегатрон, - говорили ему друзья по гимназии, - идеалист и наивный романтик, ты бредишь героическим прошлым, вчитываешься в кровавые строки истории, но не можешь осознать, что прошлое прошло, нет к нему возврата. Ты изнуряешь себя на тренировках, стремишься стать таким же, как обожаемые тобой героические предки, ты спишь на голом полу вместо мягкой постели, ты спускаешься в заброшенные штольни в надежде встретить там какого-нибудь из описанных в досужих побасенках монстра и сразиться с ним… Скажи, для чего это? Разве к какой-то войне ты себя готовишь? Войны нет, Мегатрон, и никогда не будет, и всех всё устраивает, кроме тебя».
И не мог он тогда ещё сформулировать и сказать, что это – не мир, не Золотая Империя, не вожделенный рай для всех, это – сонное болото, это – гибель их когда-то великой расы… Лишь скрипел зубами и возвращался к тренировкам – чтобы быть лучшим, чтобы приносить славу Дому, аристократическому семейству, брезгливо морщащемуся при виде оружия и дымящихся ран… Нет. Не так. Чтобы однажды действительно сделать что-то… Для них. Для предков.
А пока – постылый этикет, надуманные, напыщенные традиции и приёмы, и обязанности, перед фактом которых его поставили, и опасения – что однажды не выдержит, и плюнет в рожу, а лучше вытрет ноги об очередного, разглагольствующего о своей родовитости, о подобающих ему чести и уважении , и ходящего при том с ордой телохранителей, писцов и переводчиков, потому что и об элементарной грамотности тут иной раз речи не идёт… Сам Мегатрон всегда ходил один – в телохранителях он не нуждался, в остальной братии и тем более. И нудные требования матери, чтобы он брал свиту хотя бы для солидности, успеха не имели.
Первой, конечно, взбунтовалась Мега. Взбунтовалась неудивительно и ожидаемо – когда родители, походя так и спокойно, как и говорят о решённом факте, объявили ей о её грядущем замужестве. В супруги ей определили второго сына именитейшего из дружественных домов – во первых, преклонных, старше даже их деда, лет, во-вторых – уродливого калеку, с трудом даже передвигающегося, в третьих – клинического идиота. И хотя мать, хмыкнув, сказала дочери, что о такого ненапряжного, овощеподобного мужа вреда-то никакого, одна только польза – такого скандала, какой устроила на это юная Мега, стены Дома не слышали давно. Она орала, что пусть её считают наивной малолетней дурочкой, но представьте себе, она хочет выйти замуж по любви, и ценить мужа не за имя его рода, не за пышность его дворца и не за количество рабов и не за выпендрёж на светских приёмах, а за реальные заслуги, ежели таковые имеется, и желает, чтобы её дети были детьми любви, а не выродками от такого же вырожденца и не… Следующий термин Мегатрон не понял, но по тому, как перекосило мать, догадался – сказала Мега нечто совершенно ужасное и непристойное. Он предпочёл выйти вон из комнаты, не вникать – а он и вообще не любил оказываться в компании женщин, мужчины же с самого начала скандала начали тихо расползаться кто куда, прекрасно зная, что по темпераменту мать и дочь друг друга стоят, и под горячую руку лучше не попадаться.
Мега сама потом царственно прошествовала через залу, где он в одиночестве упражнялся с мечом, снисходительно усмехнулась, глядя на брата, замершего с клинком напротив мишени.
– Упрямый… Это хорошо, может, чего-нибудь наупрямишь. А с меня хватит. Я хочу чувствовать себя женщиной, любящей и любимой, а не разменной монетой в пустопорожних аристократических сделках. Для меня это с достоинством аристократки не сочетается. И здоровых, красивых детей, которыми я могла бы гордиться, я хочу честным путём, а не тем, какой выбрала моя мать.
– О… О чём ты говоришь, Мега?
Сестра обратила на него взор тёмно-фиолетовых, насмешливых, выразительных окуляров.
– А ты не знал? Мы не дети нашего отца, Мегатрон. Не дети того, кто считается нашим отцом.
Она издевалась, конечно. Откуда он мог такое знать? Откуда он даже предполагать такое мог? Несмотря на очевидное, несмотря на то, как бесили его всегда эти фальшивые, никого не убеждающие сравнения.
– Ты же всегда вроде бы был умным и сообразительным… Неужели непонятно – разве от двух таких образцов, как наши отец и мать, могли родиться мы? Честь рода, над которой на словах так трясётся наша матушка – увы, палка о двух концах, и вторым бьёт пребольно. Вырождение – бич аристократии. Если верить некоторым оговоркам-перемолвкам, у нашего отца едва ли вообще что-то может родиться, тем более жизнеспособное. В нём на него самого-то жизни едва хватает. Но наша мать женщина умная и трезвомыслящая. И решила вопрос по давнему рецепту многих аристократок – остаться без потомства она не желала, родственники мужа быстро бы её сместили, обвинив в этом именно её, партия получше у них для отца имелась… Тише, тише, я тебя умоляю! Невменяемый!
Едва не за горло схватил сестру, едва не ломал ручищами хрупкие сегменты.
– КТО? КТО в таком случае наш отец?
– Откуда я знаю! – с отчаянным хрипом вывернулась, забилась в угол, глядя, как на полоумного, - может, ты думаешь, я с ним ещё за руку здоровалась? Какой-то раб-автобот, давний пленник, не у одной только нашей матушки для этого в подземных камерах места зарезервированы… Но шила-то в мешке не утаишь, слуги знают, между собой говорят… Что ты окуляры вылупил, все так делают, все! Кто детей нормальных хочет, и за кем надзиратели из родственников по пятам не ходят, чтоб чистоту рода блюсти. На чистоту рода вон посмотреть можешь, потомство брата нашей матери – все трое уродцы и неизлечимые идиоты. Многие потому и не объявляют о рождении наследников сразу – хотят сначала посмотреть, что получилось, и если вот такое – тихо деактивировать и переплавить в подстаканники для энергона. Ну а кто, конечно, по дури сразу раззвонил… Если б мы были дети нашего отца, Мегатрон, то ты бы выглядел, говорил и двигался как твой хороший знакомый Нейтро, а я – как твоя несостоявшаяся невеста Люмена, про которую ты ещё предположил, что её трансформ – бочка для варки полимеров… Но я – не хочу. Ни этих жалких пародий на аристократию, ни заныканных для тайных грешков пленников. Ты ещё мал, на тебя ещё не насели по-настоящему с женитьбой, вот как насядут – помянешь… Потому что хорошо, если тебе сосватают такую же полукровку, как ты, а если чистокровную аристократку в незнамо каком поколении? Всё, пусти. Я в очень растрёпанных чувствах, очень! А давать им выход при тебе не буду.
И прошествовала гордо, спокойно, не ускоряя шаг, не оборачиваясь, лишь невольно расправляя рукой пережатые психованным братом шланги.
Через неделю она сбежала с офицером наземного корпуса – небогатым, неродовитым, выходцем из десептиконской бедноты. Всё, что было у этого десептикона за душой – это неподдельное мужество, серьёзное отношение к военной службе да маленькое родовое имение – которым наградили ещё его далёкого предка, простолюдина, вместе с пожалованием дворянства – где доживали сейчас свой век его родители да десяток самых преданных слуг, таких старых, что в случае поломки едва ли где-то взялись их чинить. Одним словом, для родителей и дедов имени Гига вообще не существовало, и не то что как гостя за своим столом – как караульного у дверей особняка они его не видели. Конечно, послали погоню, в лучших традициях после поимки была уготована келейка в дальнем крыле – посидит в полной изоляции на нищенских дозах энергона, поумнеет, а жених не гордый, подождёт, ради такой девушки можно подождать, скажут ему, что навещает двоюродную бабушку в колонии на астероиде – но обнаружилось страшное, безумная дочь связала себя с низкородным офицером Узами – связью, которой редко кто пользовался на планете, связью, которая означает - только они одни друг для друга теперь существуют. Ни с кем другим никогда не будет Мега. Ни с какой другой женщиной никогда не будет Гига. Они замкнули себя друг на друга – никто уже о всём мире такой связи не разрушит, она разрушается только вместе с ними. Так что для торговли именьями и именами Мега была потеряна. И объявили бы её умершей, справили бы по ней пышное погребение, начали бы сватать Мегатрона к сестре несостоявшегося жениха – если бы Мега, как ожидалось от неё, затаилась, легла на дно, сменила имя и окраску и зажила скромной и тихой жизнью любящей идиотки в шалаше со своим милым – но нет! Не по ней была тайна, не по ней была тишина! Гордая Мега – а с нею и её соузник – решила объявить войну всему миру, который их не признал. Ни много ни мало, она объявила, что станет в нём королевой – или сотрёт его с лица Кибертрона!
читать дальше Тяжёлые металлические шаги гулко отдавались по огромным залам, пустым коридорам подводной базы. Даже и с колоколом не сравнишь, нечто вообще апокалиптическое. Но это если б кто чужой, неподготовленный услышал вдруг это. А для этого места, для обитающих здесь ушей – звучала сейчас сладкая мелодия давних дней, другой, оставшейся в прекрасном далёко жизни. В полированных плитах стен отражалось нечто странное, что-то угрожающе-серо-стальное плыло в них. И многие, ой многие уже узнали бы даже в этих смазанных бликах то, что привыкали бояться и ненавидеть. И женщина вышла навстречу – женщина в странной длинной одежде, впрочем, наверное, не более странной, чем всё здесь…
– Мега!
– Брат! Что ты делаешь здесь?
Шорохи-лязги сложились в волшебную, забытую этими сводами песню движения механического существа, огромная стальная ладонь раскрылась у ног – волшебный подъёмник к прежним, полузабытым высотам. И как ты тут? Печаль старит – и морщины начали покрывать твоё лицо, веками не знавшее возраста. Всегда коротко остриженные, волосы заметно отросли, а ты будто и не замечаешь… Только осанка всё так же пряма – уж если всё происшедшее не сгорбило тебя, как древнюю человеческую старуху, то ничто уже не сгорбит.
– Ты так и живёшь здесь отшельницей, невидимая никому, забытая всеми…
– Зачем куда-то выходить, что мне там искать? И такое-то существование тягостно для меня…
Два голоса – механический и человеческий… Но чем они отличаются друг от друга? В голосе робота столько же чувства и эмоций, сколько в голосе женщины – безучастности ко всему.
– Ты меняешься, стареешь… Когда последний раз ты принимала истинный облик, Мега?
– Не помню… К чему сейчас об этом? Расскажи о своих успехах, брат. Я в силах порадоваться за тебя.
Они шествуют по огромным, величественным коридорам и залам подземной базы – робот и хрупкая женщина на его ладони.
– Не верю, не верю, Мега, что так просто тебе отказаться… Тебе, тебе, легенде, примеру для всей амбициозной молодёжи и по сей день… Почему не дашь себе свободу, не вернёшь крыльям такой желанный ветер? Ещё немного, боюсь – и ты навсегда забудешь свой истинный облик, завязнешь в человеческом теле. Неужели ты не боишься этого?
– Не знаю уже, боюсь ли я хоть чего-нибудь, брат. Больше, чем самой жизни, бояться ничего всё равно невозможно. Да, я, Великая Мега, боюсь жизни. Я, как ты говоришь, легенда и пример – существую здесь в состоянии не жизни и не смерти, потому что чёрт возьми, другого для меня нет. Каждый раз ты зовёшь меня туда, за собою, но каждый раз я говорю тебе – нет. Пусть лучше я остаюсь мёртвой для них, мёртвый герой лучше того, что от него осталось. Птице перебили крылья, ты это отлично знаешь. Мне не подняться в небо вновь…
– Не верю!
– Мегатрон, плен человеческого тела, возможно, страшен. Но не страшнее, чем то… Ты же знаешь – памятью Гиги сожжёт меня небо…
– Узы…
– Узы, Мегатрон. Можешь осудить меня сейчас вдвойне, но уж такова я. Да, я поставила на карту всё, и да, я проиграла. Но могу ли я о чём-то жалеть? Только о том, что до сих пор всё же живу.
Остановились у входа в залу, где пустое тусклое стекло больше не содержит нестерпимо жгучего света, голоса самого жуткого создания в истории вселенной…
Да, ему ли рассказывать, ему ли объяснять? Не от незнания, от упрямства приходит он каждый раз переубеждать Мегу. И может, от любви – если уж искать и в его жизни такое слово…
Они оба появились на свет на закате Золотого Века – того самого, с ностальгией вспоминаемого обывателями, а им именуемого Позолоченным – ибо фальшивое, крикливо-ляпистое золото ненавидел он с детства, всегда предпочитая ему серый металл, легированную сталь, чёрное железо. Но один из самых именитых и высокородных домов десептиконской знати не мог не быть убран с убийственной, удушающей роскошью. «Наш род восходит к… (и тут идёт длиннющее, на час, не меньше, перечисление), мы должны помнить, кто мы есть, мы должны не давать забыть об этом другим…».
«Мы должны». Долг, честь предков – эти слова Мегатрон слышал и помнил с детства. Но сколь ни беспредельно, действительно, восхищался он предками – сильными, бесстрашными воинами, своими мечами, своими жизнями строившими Империю – он не видел никакой связи их с веком нынешним.
Мирный век. Не первый, далеко не первый уже на планете мирный век. Цель достигнута, единая Империя построена, больше нечего желать, больше не к чему стремиться. И вместо чести и доблести появилось понятие родовитости, знатности, и хилые потомки наперебой хвастаются друг перед другом заслугами предков – будто имеют к этим заслугам хоть какое-то отношение, и Дома стремятся превзойти, потрясти соседей-соперников показной вычурной роскошью, величиной и убранством покоев, барельефами и скульптурами. Вырождение – неизбежный итог сытости и покоя, это первый урок, усвоенный юным Мегатроном. Скука, пошлость, пустота, разочарование во всём.
Ни капли полагающегося уважения и трепета не вызывал в Мегатроне отец – невзрачный, хилый первенец своей семьи, наследник древнего рода, ни разу в жизни не поднявший тяжёлый меч своих славных предков, не учившийся никаким боевым искусствам, ни разу на памяти близких не трансформировавшийся. Как потом стало понятно, и умом не перенаделённый от рождения. Зато уж как любили льстивые друзья и родственники говорить, что сын – ну копия отца, когда на всех показательных выступлениях и турнирах среди всей хоть на что-то способной молодёжи Мегатрон неизменно блистал, и занимал вторые места, когда не первые. Он в совершенстве владел мечом. Он в рукопашной клал на лопатки противников, превосходивших его весом. Он превосходно стрелял – хотя тут, увы, первым не был никогда, ввиду врождённо не идеального зрения. Он помнил наизусть не менее тысячи саг о подвигах своих предков, о битвах минувших времён – никто до сих пор не превосходил этого результата. Он писал героические гимны сам – поэтический и музыкальный дар, пусть скромный, был ему дан. Наконец, он был просто статен и широкоплеч – что неизменно привлекало к нему взгляды представительниц прекрасного пола, уж очень приятно контрастировал он с неуклюжими, косыми, уродливыми сверстниками, немного было таких, как он. И он просто закипал, когда в ответ на эти абсурдные сравнения отец, эта жалкая пародия на робота, самодовольно ухмылялся: мол, да, я в его годы таким же был, жаль, не те уже годы, старость не радость, охо-хо… Кого он хотел обмануть? Никогда, никогда он и в половину таким не был! Да и сейчас – не стар он, не поздние они у родителей дети, а женят в аристократических семьях рано – по принципу «чего тянуть»… Но льстиво поддакивали все друзья семейства – такие же по сути вырожденцы, и только бессильная тоска оставалась… «Ты идеалист, Мегатрон, - говорили ему друзья по гимназии, - идеалист и наивный романтик, ты бредишь героическим прошлым, вчитываешься в кровавые строки истории, но не можешь осознать, что прошлое прошло, нет к нему возврата. Ты изнуряешь себя на тренировках, стремишься стать таким же, как обожаемые тобой героические предки, ты спишь на голом полу вместо мягкой постели, ты спускаешься в заброшенные штольни в надежде встретить там какого-нибудь из описанных в досужих побасенках монстра и сразиться с ним… Скажи, для чего это? Разве к какой-то войне ты себя готовишь? Войны нет, Мегатрон, и никогда не будет, и всех всё устраивает, кроме тебя».
И не мог он тогда ещё сформулировать и сказать, что это – не мир, не Золотая Империя, не вожделенный рай для всех, это – сонное болото, это – гибель их когда-то великой расы… Лишь скрипел зубами и возвращался к тренировкам – чтобы быть лучшим, чтобы приносить славу Дому, аристократическому семейству, брезгливо морщащемуся при виде оружия и дымящихся ран… Нет. Не так. Чтобы однажды действительно сделать что-то… Для них. Для предков.
А пока – постылый этикет, надуманные, напыщенные традиции и приёмы, и обязанности, перед фактом которых его поставили, и опасения – что однажды не выдержит, и плюнет в рожу, а лучше вытрет ноги об очередного, разглагольствующего о своей родовитости, о подобающих ему чести и уважении , и ходящего при том с ордой телохранителей, писцов и переводчиков, потому что и об элементарной грамотности тут иной раз речи не идёт… Сам Мегатрон всегда ходил один – в телохранителях он не нуждался, в остальной братии и тем более. И нудные требования матери, чтобы он брал свиту хотя бы для солидности, успеха не имели.
Первой, конечно, взбунтовалась Мега. Взбунтовалась неудивительно и ожидаемо – когда родители, походя так и спокойно, как и говорят о решённом факте, объявили ей о её грядущем замужестве. В супруги ей определили второго сына именитейшего из дружественных домов – во первых, преклонных, старше даже их деда, лет, во-вторых – уродливого калеку, с трудом даже передвигающегося, в третьих – клинического идиота. И хотя мать, хмыкнув, сказала дочери, что о такого ненапряжного, овощеподобного мужа вреда-то никакого, одна только польза – такого скандала, какой устроила на это юная Мега, стены Дома не слышали давно. Она орала, что пусть её считают наивной малолетней дурочкой, но представьте себе, она хочет выйти замуж по любви, и ценить мужа не за имя его рода, не за пышность его дворца и не за количество рабов и не за выпендрёж на светских приёмах, а за реальные заслуги, ежели таковые имеется, и желает, чтобы её дети были детьми любви, а не выродками от такого же вырожденца и не… Следующий термин Мегатрон не понял, но по тому, как перекосило мать, догадался – сказала Мега нечто совершенно ужасное и непристойное. Он предпочёл выйти вон из комнаты, не вникать – а он и вообще не любил оказываться в компании женщин, мужчины же с самого начала скандала начали тихо расползаться кто куда, прекрасно зная, что по темпераменту мать и дочь друг друга стоят, и под горячую руку лучше не попадаться.
Мега сама потом царственно прошествовала через залу, где он в одиночестве упражнялся с мечом, снисходительно усмехнулась, глядя на брата, замершего с клинком напротив мишени.
– Упрямый… Это хорошо, может, чего-нибудь наупрямишь. А с меня хватит. Я хочу чувствовать себя женщиной, любящей и любимой, а не разменной монетой в пустопорожних аристократических сделках. Для меня это с достоинством аристократки не сочетается. И здоровых, красивых детей, которыми я могла бы гордиться, я хочу честным путём, а не тем, какой выбрала моя мать.
– О… О чём ты говоришь, Мега?
Сестра обратила на него взор тёмно-фиолетовых, насмешливых, выразительных окуляров.
– А ты не знал? Мы не дети нашего отца, Мегатрон. Не дети того, кто считается нашим отцом.
Она издевалась, конечно. Откуда он мог такое знать? Откуда он даже предполагать такое мог? Несмотря на очевидное, несмотря на то, как бесили его всегда эти фальшивые, никого не убеждающие сравнения.
– Ты же всегда вроде бы был умным и сообразительным… Неужели непонятно – разве от двух таких образцов, как наши отец и мать, могли родиться мы? Честь рода, над которой на словах так трясётся наша матушка – увы, палка о двух концах, и вторым бьёт пребольно. Вырождение – бич аристократии. Если верить некоторым оговоркам-перемолвкам, у нашего отца едва ли вообще что-то может родиться, тем более жизнеспособное. В нём на него самого-то жизни едва хватает. Но наша мать женщина умная и трезвомыслящая. И решила вопрос по давнему рецепту многих аристократок – остаться без потомства она не желала, родственники мужа быстро бы её сместили, обвинив в этом именно её, партия получше у них для отца имелась… Тише, тише, я тебя умоляю! Невменяемый!
Едва не за горло схватил сестру, едва не ломал ручищами хрупкие сегменты.
– КТО? КТО в таком случае наш отец?
– Откуда я знаю! – с отчаянным хрипом вывернулась, забилась в угол, глядя, как на полоумного, - может, ты думаешь, я с ним ещё за руку здоровалась? Какой-то раб-автобот, давний пленник, не у одной только нашей матушки для этого в подземных камерах места зарезервированы… Но шила-то в мешке не утаишь, слуги знают, между собой говорят… Что ты окуляры вылупил, все так делают, все! Кто детей нормальных хочет, и за кем надзиратели из родственников по пятам не ходят, чтоб чистоту рода блюсти. На чистоту рода вон посмотреть можешь, потомство брата нашей матери – все трое уродцы и неизлечимые идиоты. Многие потому и не объявляют о рождении наследников сразу – хотят сначала посмотреть, что получилось, и если вот такое – тихо деактивировать и переплавить в подстаканники для энергона. Ну а кто, конечно, по дури сразу раззвонил… Если б мы были дети нашего отца, Мегатрон, то ты бы выглядел, говорил и двигался как твой хороший знакомый Нейтро, а я – как твоя несостоявшаяся невеста Люмена, про которую ты ещё предположил, что её трансформ – бочка для варки полимеров… Но я – не хочу. Ни этих жалких пародий на аристократию, ни заныканных для тайных грешков пленников. Ты ещё мал, на тебя ещё не насели по-настоящему с женитьбой, вот как насядут – помянешь… Потому что хорошо, если тебе сосватают такую же полукровку, как ты, а если чистокровную аристократку в незнамо каком поколении? Всё, пусти. Я в очень растрёпанных чувствах, очень! А давать им выход при тебе не буду.
И прошествовала гордо, спокойно, не ускоряя шаг, не оборачиваясь, лишь невольно расправляя рукой пережатые психованным братом шланги.
Через неделю она сбежала с офицером наземного корпуса – небогатым, неродовитым, выходцем из десептиконской бедноты. Всё, что было у этого десептикона за душой – это неподдельное мужество, серьёзное отношение к военной службе да маленькое родовое имение – которым наградили ещё его далёкого предка, простолюдина, вместе с пожалованием дворянства – где доживали сейчас свой век его родители да десяток самых преданных слуг, таких старых, что в случае поломки едва ли где-то взялись их чинить. Одним словом, для родителей и дедов имени Гига вообще не существовало, и не то что как гостя за своим столом – как караульного у дверей особняка они его не видели. Конечно, послали погоню, в лучших традициях после поимки была уготована келейка в дальнем крыле – посидит в полной изоляции на нищенских дозах энергона, поумнеет, а жених не гордый, подождёт, ради такой девушки можно подождать, скажут ему, что навещает двоюродную бабушку в колонии на астероиде – но обнаружилось страшное, безумная дочь связала себя с низкородным офицером Узами – связью, которой редко кто пользовался на планете, связью, которая означает - только они одни друг для друга теперь существуют. Ни с кем другим никогда не будет Мега. Ни с какой другой женщиной никогда не будет Гига. Они замкнули себя друг на друга – никто уже о всём мире такой связи не разрушит, она разрушается только вместе с ними. Так что для торговли именьями и именами Мега была потеряна. И объявили бы её умершей, справили бы по ней пышное погребение, начали бы сватать Мегатрона к сестре несостоявшегося жениха – если бы Мега, как ожидалось от неё, затаилась, легла на дно, сменила имя и окраску и зажила скромной и тихой жизнью любящей идиотки в шалаше со своим милым – но нет! Не по ней была тайна, не по ней была тишина! Гордая Мега – а с нею и её соузник – решила объявить войну всему миру, который их не признал. Ни много ни мало, она объявила, что станет в нём королевой – или сотрёт его с лица Кибертрона!
@темы: Метрополис, Г1, Мастерфорс, кроссовер, фанфег, Трансформеры, Бред
-
-
16.09.2008 в 06:35-
-
16.09.2008 в 19:08-
-
17.09.2008 в 10:54-
-
17.09.2008 в 19:09-
-
20.09.2008 в 20:48они бегут на недоразвитую по их меркам Землю и чтобы там их не догнали - и продаются девил зеду, дабы тот их защитил от явной угрозы. Ну а зед ставит им условие - завоевать землю. Вот так
впрочем, врядли я этот фик домучаю, ибо сейчас уже пересмотрела свое отношение к ней. Сам знаешь - для мяу она землянка. И я предпочитаю думать, что состругали властительницу где-то на этой планете два белковых существа.
а вот идея Уз мне понравилась. Объяснил бы еще чуток - откуда сие взялось
а вообще - красиво!
-
-
21.09.2008 в 22:29Узы, Узы... Я это на киевтроновской механофилии подцепил, щас дам ссыль, там что же за фанфики? Ну, "Истолкование мира" - глюк почище, чем мои, но интересно, своебразно очень
www.tehnofilija.kievtron.com.ua/index.php
-
-
22.09.2008 в 01:04Я за кроссовером слежу, только молчю
Мне интересна широкая картина и смешивание техногена с реалиями, которые в западной (греко-римской? прометеевской?) цивилизации принято считать если не «дикими», то «уходящими». (А западная земная культура — это аномалия из аномалий! Как аэробы, хордовые, млекопитающие? Или как паразиты львов — самые энергоёмкие живые существа на планете, на самой верхушке пищевой цепи... Подавляющий объём культур здесь ведь развивался, и развивается, по т. н. восточному типу...)
Только вот в этой широте одно наплывает на другое, что ли... Ах, как кружится голова!..
Узы, Узы... Я это на киевтроновской механофилии подцепил, щас дам ссыль, там что же за фанфики? Ну, "Истолкование мира" - глюк почище, чем мои, но интересно, своебразно очень
Да, очень! Здорово, что это своеобразие удалось сохранить, и что ты увидел его с первой главы. Некоторые носители языка не сразу раскусывают этот фик! Просто его надо читать, не «прыгая»... Вторая глава в работе )))
А прямой линк на перевод фанфика тут — Первая глава: «Раскрытие»
(Извини за наглость, но очень хотелось
-
-
22.09.2008 в 12:45-
-
22.09.2008 в 19:26Отзываться теперь стала реже, но наблюдаю не только из кошковатого какого-то любопытства ))
Дело обещает размахнуться, это точно..
Раззудись, перо? X) Загнуть можно лихо!! Главное — «золотой» костыль забить
Пожалуйста!! Продолжение истолкования по-русски — будет... Вероятность процентов 80 %
Кстати, Узы встречались ещё где-то...
Агаааа ))) Если мой склероз мне не изменяет, то в первом мало-мало слешистом фике, который я перевела — про Джазза Бонда
Кашмаар. Раскомментилась, и всё > аб сибе O..0
-
-
22.09.2008 в 20:26Я вот боюсь, что не умею такие вещи писать коротко, не надоело бы людям читать... А ещё волнуюсь, сумею ли отобразить всю шизу, стучащуюся в мою голову...
-
-
22.09.2008 в 20:30Будем пытаться, пытаться! )))
-
-
22.09.2008 в 20:31