Как могу, так и корябаю.

[St. Byron]

Очередной кусочек для любителей этого дела. Возможно, ещё не идеально гладко вылизанный,но дальше с ним мучиться не хочется.

Дитя эпохи перемен - Мои университеты (продолжение)

– Ну, что у нас там? Математика третьего раздела?
– Да подождёт эта математика, не спех… Тут вот какие-то пространственные модели, выведение формул, матричный вид, логарифмический, преобразования какие-то… Я просто даже понять не могу – о чём это они?
Я протяжно застонал:
– И здесь… Господи, вам-то это для чего?
– Знаешь, я бы вот то же самое у них спросил…Ну, спрошу как-нибудь обязательно, а пока раз требуют – надо предоставить. Типа, для войны всё нужно, лишних знаний не бывает?
– Наверное. Ты же всё-таки лидер, а лидер должен всё знать, всё уметь… - Прайм, разумеется, на этих словах закономерно скривился, - ну, сейчас посмотрим, что там…

Жаль, конечно, что я едва ли смог бы, даже будучи земным академиком, передать всю красу и прелесть того, чем мы занимались. Многие науки и разделы наук, которые для землян являются весьма отвлечёнными и абстрактными, для нас – часть нашей жизни, если не внешней, то внутренней, неотъемлемая и многое образующая часть.
Наша учёба разве что в общих чертах похожа на учёбу у людей – университеты, курсы, тесты, экзамены. На самом же деле есть как минимум такие коренные отличия. Нам редко приходится что-то заучивать, зубрить – у нас нет такого понятия. Память у нас структурированная, и что-то не помним мы в двух случаях – либо если сами отправили эти сведенья в неактивную, «запасную» память, либо – если какое-то повреждение – а их в нашей жизни немало – отправит их туда или вовсе сотрёт. Конечно, активно и сию минуту помнить ВСЁ невозможно, да и не нужно, но то, что «отложено в долгий ящик» мы вполне в состоянии запросом, поиском оттуда вызвать – займёт ли это секунду или даже несколько дней, но это реально. Человек вот, хотя в его мозг записывается вроде бы всё, что с ним происходило каждый день и минуту его жизни, бывает едва ли способен внятно вспомнить, что он делал в этот же день год или два назад, не говоря уж о том, что там за доказательство у теоремы о накрест лежащих углах. Такие недостатки человеческого мышления нас каждый раз ввергают в некий невольный ступор, мы всё не можем привыкнуть к тому, насколько на малый процент используют люди ресурсы своего мозга, и бывает, не можем заставить себя что-нибудь учить, по инерции считая, что достаточно того, что мы это просто прослушали. Да, чтобы вложить в нас какие-то сведенья, достаточно записать в нас нужный курс дисциплин, нужную программу. Это дело одной минуты, в особо сложных случаях (бывают программы, которые пишутся ступенчато, поэтапно и чуть ли не с шаманскими плясками, но это у Управляющих в основном, как говорится, так им, буржуям, и надо) – часа… Основной же смысл нашего обучения – научиться именно владеть полученными знаниями, реализовывать, применять их на практике. И это даже не просто решение примеров, как это делается на Земле – это моделирование различных ситуаций, как ты поступишь в том или ином случае, какой применишь приём, как быстро сообразишь. И здесь при одинаковой начинке в смысле программ – на курсы ходили все, записали всё всем – проявляем мы себя всё же по-разному.
– Чертовщина какая-то, - пробормотал Прайм, видя, как график, который мы строили, стремится уйти куда-то за пределы планшетки.
– Да нет же, это мы где-то допустили ошибку, - я беззастенчиво ползал по планшетке, - скорее всего, вот в этой величине… Тогда должно сократиться вот здесь и здесь, вот увидишь…
Планшетка долго отказывалась писать сопровождение в виде расчётов, мотивируя это тем, что у неё не хватит памяти, но я быстро убедил её, что памяти ей хватит, даже если я здесь ещё роман в стихах присовокуплю.
– А я на прошлой сопровождение писать не стал, пришлось его на отдельной дискете приложить… - Прайм раздражённо щипал антенну, глядя, как слой за слоем планшетка сохраняет вверенные ей графики и символы, - потом волновался – а ну как их в разные места положат и не найдут потом что-нибудь… Как ты это?
– Она просто думать не хочет, - я в сотый раз подтвердил, что именно да, именно эту закорючку тоже нужно сохранить, и именно на этом слое, - разные типы информации для неё, видите ли, недостойны соседствовать на ней одной. Если б ты ещё какую-нибудь музыку, к примеру, сюда приделал – ну, под музыку бы у тебя графики сменялись – она б тебя вообще не поняла. В этом смысле планшетка – не самый удобный, прямо скажем, носитель… Хотя, есть планшетки, которые пишут безропотно всё, что их заставишь, но у тех свои причуды – они могут перемешивать слои. В смысле, накладывают два слоя так, что по отдельности они уже не читаются.
Смысл планшетки именно в том, что это вроде как один лист, точнее, что-то вроде куска картона, но на самом деле это много поверхностей как бы одна в другой, и чтение происходит – глазами, как с проектора или скорее как с тетради или книги, методом «погружения» всё глубже слой за слоем. Да, как будто взглядом перелистываешь страницы.

– Интересно вот, а как… сама органика ощущает… прикосновение органики? – Оптимус, распластавшись на животе, развлекался тем, что знакомо многим человеческим существам, а именно - мечтательно созерцал чуть колышущиеся бирюзовые с сиреневыми прожилками травинки, - как один вот этот элемент ощущает… другой такой же элемент? Если б они могли нам рассказать…
Я в это время делал собственные уроки – изучал сравнительные характеристики разных обучающих программ, ни одну из которых, кстати говоря, не видел, с тем, чтобы составить из них удобные комплексы, где программы помогали бы и дополняли друг друга как можно эффективнее. Некоторые, например, если записать вместе – они будут только занимать место, потому что дублируются, а некоторые, хоть и об одном и том же, – друг без друга почти бесполезны. Именно эту существенную разницу мне и следовало уловить.
– Что толку. Ты вот много мог бы объяснить им, как твоя рука ощущает мою руку? Да и как им вообще можно что-нибудь рассказать, и быть уверенным, что они поняли? Они совершенно другие, чем мы, они как-то между собой общаются, это определённо, но это даже не другая кодировка, это не знаю, что. Существа более сложно организованные, те, у которых можно опознать зрительные и звуковые анализаторы, конечности, голосовые синтезаторы – они издают звуки, которые можно в отдельных случаях воспринять, как обращение к нам, вопросительное или повествовательное, они как будто слышат, когда к ним обращаются, громкие угрожающие звуки их пугают, определёнными наборами звуков их можно подозвать к себе. Но когда пытаешься о чём-то конкретном их спросить – как их зовут, каков их род занятий, каково устройство их общества – они не понимают и не могут ответить. Видимо, их мышление совершенно отлично от нашего, все эти категории либо для них не существуют, либо определяются как-то по-другому.
– Я у вас во дворе видел нечто интересное. Одно существо – ты, кажется, про них говорил, что они называются кошки – и рядом с ним много маленьких, похожих на него. Я постарался не шевелиться, чтобы не спугнуть их, и видел, как большой трёт маленьких отростком, высовывающимся изо рта. Это он что их… чистит?
– Чистит, ласкает… Я знаю, что ты видел. Это мать с детёнышами, это существо, видишь ли, из тех, кто могут производить новых существ – я тебе говорил как-то, что из высокоорганизованных это могут делать не все, они несколько по-разному внутри устроены. Рождая этих новых существ, сперва слабых и беспомощных, они действительно сколько-то времени заботятся о них, кормят – многие, как вот это конкретно существо, кормят из своей собственной плоти, выделяя из неё питательные вещества, защищают… Похоже, они испытывают немалую привязанность к этим маленьким существам, им совсем не в тягость их такая зависимость тех от них, эту привязанность они сохраняют до тех пор, пока маленькое существо не станет большим, а иногда и дольше. Слушай, если тебя так занимают эти вопросы – почему бы тебе, например, на экзобиологию не пойти? Они там как раз такими вопросами и занимаются. Ищут способы общаться с ними, изучают их мозговые волны, рассуждают о возможности дальних космических экспедиций для поиска других форм жизни во Вселенной. Туда, конечно, довольно сложные тесты, но если задаться целью… Подумай?
Он помотал головой, улыбнувшись глазами – саму его улыбку, понятно, я видеть не мог.
– Нет, Коготь, не шути. Я и экзобиология – нереально. Мне бы сюда поступить… Да и я сюда, собственно, именно в Военную академию ехал, я должен воспользоваться передышкой, чтобы приобрести знания и подготовку, которые нужны, если мы хотим надеяться на победу.. Сейчас не время для личных целей.
– Но по правде – нужна она тебе, эта Военная Академия? К чему влечёт лично тебя?
– Это не обсуждается, Коготь. Я должен оправдать надежды. Будет мирное время – о многом можно будет поговорить. А пока – есть вещи поважнее любопытства.

Я ещё только пару раз возвращался к этому вопросу – чтобы окончательно убедиться, что мой друг твёрд в принятом решении. Не с тех ли пор, не с той ли неудовлетворённости я так полюбил переубеждать кого-нибудь, кто решил избрать в жизни не тот путь, к которому на самом деле влечёт сердце?
Нельзя, впрочем, сказать, что Прайма прямо так именно влекло к экзобиологии. Он интересовался всем. Всем, с чем соприкасался. Он с любопытством заглядывал в мои планшетки – правда, для этого мне приходилось подключать голографический проектор и ставить его на максимальное увеличение, он тут же махал манипуляторами и говорил, что не представляет, как, по мнению наших учителей, в наши маленькие головы должно столько войти. Он интересовался – осторожно, любовательно так, – физикой, механикой, мы с ним обязательно посещали выставки всех последних разработок наших учёных, один раз, когда грандиозную выставку должны были устраивать в другом городе – если не ошибаюсь, как раз в том, который прозвали впоследствии Белым – и я не попадал туда, потому что число мест в экскурсионном самолёте было ограничено, и на меня, естественно, ну никто не рассчитал , он предложил поехать туда вместе своим ходом… Ну, то есть, его ходом. И мы поехали. Пережили по дороге много ещё всяких приключений – если вспомню подробности, то обязательно расскажу потом… На выставку, увы, не попали, прибывших одних, без группы, нас не пустили, долго огорчались, а потом сидели на берегу моря – настоящего, органического моря, смотрели на неспешно реющих над ним птиц и о чём-то говорили…
Я расспрашивал его о его жизни – какой она была, какой она стала теперь. О первом он говорил мало, утверждая, что там и рассказать нечего, он вообще не очень любил рассказывать лично о себе, предпочитая передавать события, иногда простым перечислением фактов, чему был свидетелем, или с чьих-то слов, он не очень любил говорить о своей роли в чём-то, предпочитая говорить о ком угодно из своих товарищей – так я немного узнал их заочно, он даже раздражался, кажется, когда никак не удавалось смолчать о своих заслугах.

Где-то в эти же дни я встретил недалеко от мастерских, у складов, кибертронскую меха-кошку. Как она сюда попала? Наверное, с каким-нибудь грузовым транспортником.
В питании они неприхотливы, неприхотливее только крысы, которые могут запитывать свои батареи от какого-нибудь искрящего кабеля с повреждённой изоляцией, большинство моделей наших кисок снабжены солнечными генераторами – при небольшой величине (бугорки-выступы на лопатках, либо, в отдельных экспериментальных случаях, своего рода «крылышки») они очень мощны, а батареи кошек очень энергоёмки – так как они могут подниматься на поверхность для зарядки раз в несколько месяцев, в остальное же время существуют в сумраке подземных тоннелей и штолен и прекрасно себя там чувствуют. На меха-крыс они охотятся не ради пищи – опять же, в соответствии с программой ради спортивного интереса. Правда, практический смысл в этом тоже есть – если удаётся прокусить грудной отсек, кошка может высосать энергию из батареи крысы и пополнить так свою. Но это не самоцель, вопрос питания лишь сопутствует чистому удовольствию охоты.
Я взял создание на руки, оно принялось с ровным урчанием об меня тереться – базовые программы симпатии к нам у многих из них тоже заложены, кроме того, благодаря нехитрым датчикам трения почти всем кошкам нравится, когда их гладят.
С этой кошкой мы, можно сказать, подружились. Она узнавала меня, подходила, когда меня видела, ласкалась, я поил её энергоном – не из блюдечка, конечно, а навроде как из соломинки, подсоединив к кубику провод с подходящим контактом, легко подсоединяющимся к ротику кошки. Я был не против и совсем забрать её к себе – наши преподаватели не то чтоб прямо разрешали нам заводить домашних животных, но не очень активно запрещали. Вроде как, ради бога, заводите, если мы о них спотыкаться не будем, то нам совершенно всё равно. Некоторые учащиеся прикармливали органических птиц – сыпали на балконах семена и ягоды, которые, по их наблюдениям, были птицами наиболее любимы. Кто-то держал мышь – не в клетке даже, а просто так, мышь чувствовала себя вполне вольготно, прорыла себе в пластике стены норку и охотно принимала дань в виде зёрен и корешков травы. Ну а уж ту кошку, которую видел у нас во дворе Прайм, опекали всем жилым корпусом – построили ей в наиболее удобном месте замечательный уютный домик, изобретали для неё разные мелкие заводные игрушки, а уж когда у неё родились детёныши – всеобщему восторгу не было предела. Когда я смотрел, как мои сокурсники трясутся над какими-нибудь травинками, букашками или мелкими животными – я думал, что в них, по сути, есть всё-таки немало хорошего.

Мы сидели на своём обычном месте, когда по громкоговорителю объявили, что на Кибертроне снова начались военные действия. Что договор о перемирии был нарушен вероломным нападением Армии Возрождения Кибертрона.
– Ну вот, - вздохнул Прайм, поднимаясь, - накрылись медным тазом мои тесты.
На следующий день он улетел на Кибертрон. А ещё через день на монитор нашему куратору пришло моё заявление. Об уходе и переводе в Военную Академию.
Я сдавал в университетскую фонотеку уже не нужные мне информ-кристаллы, когда по локальной университетской связи раздался голос куратора:
– Коготь, зайди ко мне.
Я вздрогнул – нет, конечно, этого следовало ожидать, хотя вопрос со мной можно было решить и дистанционно, просто прислав свой ответ…
Дверь нашего, в переводе на земной язык, деканата с шорохом отошла, пропуская меня в сей, иначе не скажешь, храм. Было тихо, матово поблескивающе, невероятно просторно – помещение деканата размерами было с хорошую поляну, хорошо хоть, заставленный наполовину столами, стеллажами и прочей полезной мебелью, потолок терялся где-то необозримо высоко. Попадая сюда, сразу чувствовал себя микроскопической каплей – то ли интерьер специально создан подавлять…
Куратором нашего потока был глава медицинского отделения Гвелдрихаш – примерно так, если сократить вчетверть и упростить многие звуки, звучало его имя – квинтессон. Я его сперва нешуточно шарахался – пока не понял, что это самое безобидное на моей памяти существо, которым вертят как хотят даже собственные студенты. Это ещё с тех пор научило меня не судить по внешнему виду.
– Почему ты уходишь? – на меня воззрились флегматичные, кроткие глаза одной из пяти его физиономий, - у тебя ведь хорошие результаты, твоё обучение перевалило за середину…
Куда я ухожу – он мог и не спрашивать, адрес убытия я поставил в необходимой графе в своём заявлении.
Ну и что ему сказать? Мне совсем не хотелось, чтоб он считал меня одним из тех, кто рвётся за военными подвигами и предаёт мирный труд ради честолюбивых и пустых замыслов. Но как объяснить ему про это вот – про Прайма, про наши прогулки-посиделки за математикой трёх порядков, про наблюдение за любопытной местной органикой, про войну, которая ждёт где-то там…
Самое тяжёлое – если он спросит, неужели я в самом деле считаю, что смогу быть воином. Потому что я не знаю, могу ли. Но знаю точно, что не могу сейчас себя остановить, наступить на горло этому порыву…
Квинтессон поскрёб щупальцем затылочную часть туловища – в смысле, ту часть, которая, если принять за начало координат меня, могла считаться затылочной.
– Хотя, это в целом тоже не первый случай. Если вспомнить того же О-Гаки… Тоже Рабочий, и тоже ушёл в Военную Академию. Только он учился не на педагогическом – на экзобиологии. И проучился гораздо меньше твоего, перевёлся только со второго или даже с первого курса.
– А как теперь зовут О-Гаки? – невинно спросил я, прекрасно знающий, что Военная Академия вполне вероятно означала трансформ и впридачу новое имя. Гвелдрихаш помрачнел.
– Боюсь, лучше тебе не знать.

@темы: Родину, сынок, не выбирают, Воспоминания, Я

Comments

[Lady.M.]

я прочел. спасибо
Надо поднапрячся и свое начать выкладывать

[St. Byron]

Lady Mariona Ага, давай-давай. Будет очень интересно ознакомиться!

[Гость]

оёёё!?
всё, *выпал в осадок* и это так меня воспринимают?

[St. Byron]

Гость Ты про что именно? *озабоченно* Где воспринимают, кто, чем мы недовольны?

[*Hymera*]

Существа более сложно организованные, те, у которых можно опознать зрительные и звуковые анализаторы, конечности, голосовые синтезаторы – они издают звуки, которые можно в отдельных случаях воспринять, как обращение к нам, вопросительное или повествовательное, они как будто слышат, когда к ним обращаются, громкие угрожающие звуки их пугают, определёнными наборами звуков их можно подозвать к себе. Но когда пытаешься о чём-то конкретном их спросить – как их зовут, каков их род занятий, каково устройство их общества – они не понимают и не могут ответить.

Как точно описано))))
Но но мы можем назвать свое имя, профессию, рассказать об обществе... но вот объяснить, кем мы себя ощущаем в этом обществе - нереально!

– Боюсь, лучше тебе не знать.

Кажется я уже поняла ответ...

МСЛ: может мне свою ведовскую академию описать?

[St. Byron]

Hymera Да кто ж тебе запрещает-то? Описывай!

Кажется я уже поняла ответ...

- чего это ты там поняла? *подозрительно*

можем назвать свое имя, профессию, рассказать об обществе... но вот объяснить, кем мы себя ощущаем в этом обществе - нереально!

- Химер, тут речь о животных! Они и этого не могли!

[*Hymera*]

Химер, тут речь о животных! Они и этого не могли!

о, а мну решило, что вы так людей описывали...

Да кто ж тебе запрещает-то? Описывай!

просто не уверенна, что это будет очень интересно... читал о Киеве? это что-то в этом роде... иначе никак *вздыхает*

[St. Byron]

Ты что! Там же сказано - не было разумной органики! А о Киеве - пиши, почему же нет? Я, правда, не был и представить сложновато будет... Но ты же фотки временами вешаешь... Да и если в познавательной литературе покопаться...