продолжение

[St. Byron]

...почти целиком состоящее из флешбека Ну, флешбеков вообще в произведении ожидается много... Давно хотел раскрыть тему светлого советского детства Вадима, да и другие поводы найдутся...

Название: Ключ Всех Дверей. Бракирийский след (рабочий вариант)
Автор; Ribbons Allmark
Бета: сам себе бета, как всегда)
Фэндом: Вавилон 5, с учётом "Затерянных сказаний" и "Крестового похода", как минимум.
Персонажи: Вадим Алварес, Дайенн, Вито Синкара, ушастая-клыкастая семейка и прочий унаследованный из "Следа Изначальных" наш укуренный, трепетно любимый фанон. В сентиментальном флешбеке - Лаиса, Ганя, Даркани.
Рейтинг: пока никакого, ну так первая глава токо
Жанры: Джен, Фантастика, детектив, пока как-то не знаю, что ещё...
Предупреждения: ОМП, ОЖП, авторский произвол, трава цветёт и колосиццо
Размер: предполагаю, миди. Как покатит.

Гл. 1. Куда занёс ветер Экалты - продолжение

Только увидев кровать, Дайенн осознала, насколько же она действительно устала. Даже привычного внутреннего ворчания на тему прямой постели не было… ну, почти… «Всё-таки, отличная от минбарской генетика берёт своё… - думала она, вползая под мягкое, лёгкое, как пух, одеяло, - комфорт оказывается не только приятен, но и притягателен… И сколько бы тебя ни приучали к собранности и дисциплине даже во сне, всё равно однажды обнаруживаешь, как соблазнительно свернуться клубочком на чём-нибудь мягком… Пока не знаю, конечно, плохо ли это… Плохо, наверное… Не получилось из меня настоящей минбарки… Хотя мама, наверное, сказала бы, что я напрасно переживаю по этому поводу…».
Подушка намокла от влажных после душа волос, и Дайенн перевернула её. «Интересно будет узнать, каковы традиционные бракирийские постели… Эта-то тоже заимствование из земной культуры… Приятное заимствование, надо сказать… Впрочем, вот у центавриан, нарнов, хаяков, моради и без заимствований постели похожи на земные… В разной степени, но похожи… Что ни говори, но по-настоящему удобные и логичные вещи можно придумать и не совещаясь…»
Где-то на рассуждениях о причудливых эволюционных путях её и накрыл, вторым мягким уютным одеялом, сон.
Вадиму засыпалось несколько дольше. Претензий к бракирийским кроватям у него, конечно, не было вовсе никаких, течение его мыслей было в совершенно ином направлении, и Дайенн не удивило бы ни капли. Он вспоминал, закономерно, о Филанее, о Даркани. Вито, не желая того, конечно, разбередил давнюю боль…
Он ведь был одним из первых филанейцев, с кем он познакомился. Одним из самых высокопоставленных филанейцев – тогда он ещё не знал, что этот термин в государстве равных не очень употребим. Когда минбарский шаттл, где кроме них, летели ещё трое рейнджеров и двое учителей, делегированных лично президентом по запросу филанейской стороны, приземлился в новом, незнакомом мире, десятилетний мальчик прилагал недетские силы, чтобы справиться со страхом, и всё время жался к матери и Гане. Он видел до этого филанейцев только на картинках, и не знал, как найдёт с ними общий язык, как научится их различать – это его особенно пугало… По его глубокому убеждению, нет ничего обиднее для инопланетянина, чем мнение, что все представители его расы «на одно лицо». Он умел различать землян – у них разного цвета и длины волосы, бывают волнистые, кудрявые или прямые, разного цвета и величины глаза, разные носы, даже разный цвет кожи бывает. Почти так же с центаврианами, разве что, среди них не бывает таких чёрных или жёлтых, как у землян… Он хорошо различал минбарцев – среди них он вырос. Он никогда не путал Андо, Диего и Мигеля. Но как различать филанейцев, которые все, судя по картинкам, по одному типу? Отправляли б тогда сразу на Вриитан уж…
Но встречавшие их делегаты были приветливы, улыбались, и, похоже, не обижались, замечая, что инопланетный ребёнок их разглядывает.
– Они тоже нас разглядывают, - шепнул уже потом, в машине, Ганя, хорошо разбиравшийся в его настроениях, - и ещё неизвестно, кого больше. Людей-то они уже видели немало, и минбарцев, и некоторые другие расы, особенно среди рейнджеров… А вот дилгар – думаю, пока нет, да и полукровку человека с центаврианином… Хотя в таких нюансах они не факт, что разбираются …
«Вас приглашают в комиссариат» - это сперва звучало очень страшно… Ну, ведь было совершенно непонятно, что это такое, ясно только, что нечто сопоставимое по важности с советом старейшин или верховным жречеством… А может, и с Серым Советом, как знать…
Комиссариат планетарной безопасности, который возглавлял Феризо Даркани, имел два подразделения – по внутренним делам и внешним, и у обоих хватало работы. Молодой республике, празднующей в этом году своё пятнадцатилетие, по-прежнему было, чего опасаться, не все были довольны новым режимом, да и от крайности «все инопланетяне – враги» к крайности «все инопланетяне – друзья» переходить было рано. Обозрев высоченное, в бессчётное количество высоких ступеней крыльцо, Вадим почувствовал, как душа окончательно ушла в пятки. Молодой филанеец любезно указал на боковой вход:
– Главный не используется, из-за неудобства. Когда сможем выделить средства, реконструируем, но сейчас средства нужны на другое. Здание осталось от прежнего правительства, его строили по своим интересам, специально с такими ступенями, чтобы людям сложно было подниматься, как мы думаем. Приходится использовать много неудобного, но что поделаешь. Ни на что полезное народу такое здание пригодиться не может, а расточительство непозволительно. Но мы поставили дополнительные лифты внутри, так полегче. Мы не можем, к сожалению, все приёмные только на первом и втором этаже сделать.
Лаиса кивнула, особенностям филанейских порядков ещё предстояло её удивить. Вадим с интересом вслушивался в звучание нового для него акцента, размышляя, труден ли для изучения филанейский язык, и трудно ли было этому филанейцу учить единый. Филанеец придержал дверь, пропуская выходящую пожилую женщину – женщин Вадим отличать начал сразу, по груди и большей хрупкости телосложения, потом – пропуская внутрь Лаису с детьми.
Внутри было тихо, но тишина эта не была гнетущей. Просто как-то с порога чувствовалось, что здесь нет лишней суеты, все заняты своим делом и делают его максимально споро и усердно. То и дело мимо пробегал кто-нибудь с объёмистой папкой бумаг, или двое мастеров, весело переругиваясь, тащили куда-то непонятный агрегат, щетинящийся клубками кабелей, в глубоких кожаных креслах, составленных кружком в середине холла, сидели мужчины и женщины разных возрастов – по количеству морщин и сгорбленности фигуры Вадим делал первые робкие предположения о возрасте, и вполголоса переговаривались. Время от времени кто-нибудь подскакивал, смущённо смеясь, и скрывался за дверью одного из кабинетов.
– Едва не пропустил очередь, - пояснил сопровождающий на удивлённый взгляд Лаисы, - мы сделали так, чтобы это тяжёлое для каждого дело – очереди – проходило легче. Посетители не только из этого города, из очень далёких приезжают, с других континентов. Мы поставили кресла из кабинетов сюда, чтобы было удобнее, чтобы они могли провести время ожидания в разговоре. Мы сейчас монтируем ещё один зал для видеоконференций и ставим ещё один сервер для электронной почты, чтобы не каждому нужно было приезжать сюда, чтобы можно было ещё больше вопросов решать через расстояние. Но в малых городах этой возможности всё равно пока нет, у них нет видеоконференций. В ходе гражданской войны в городах многих стран погибло много нужной техники, мы восстанавливаем это сейчас. Прежний режим оставил очень сильное неравенство между странами и городами, его приходится устранять, не хватает техники и не хватает тех, кто хорошо разбирается в ней, прежде это было для избранных. Поэтому мы хотя бы должны делать всё, чтоб внимание было и в мелочах.
Взгляд Лаисы скользил по стенам, по металлическим табличкам, испещренным значками незнакомого языка. По-видимому, лозунги, или изречения великих…
– Перевести? Вот здесь написано – «Всё во имя человека, всё на благо человека», здесь – «Гражданин, помни – ты хозяин, а не гость», здесь – «Ты – строитель будущего», на той стене – «Пока мы едины, мы непобедимы», «Партии нет без народа, будущего нет без тебя».
– Их назначение – культовое, просветительское, или…
– Скорее – эстетическое, - улыбнулся филанеец, - едва ли есть кто-то, кто их не знает. Скорее, это лучшее украшение для наших стен. Жизнеутверждающее и приятное глазу. Входите.
– Так просто? – встрепенулась Лаиса, - без доклада, без…
– Товарищ Даркани не имел возможности встретить вас по прибытии, видеоконференцию нельзя отложить. Но сейчас она закончена, и это время ваше.
Что больше всего поразило тогда Лаису, после мягких кресел в холлах – что Даркани сидел за откровенно не новым столом на простом деревянном стуле, и в целом более чем скромная обстановка кабинета одного из главных людей на планете. Раньше в кабинете были драпировки на стенах, теперь не было даже штор – их заменили жалюзями, которые не вполне подходили по размеру. Ткань, как узнала позже Лаиса, была в составе гуманитарных грузов пожертвованных жителями города одежды, постельного белья и посуды отправлена на другой континент, в один из изначально бедных, к тому же пострадавших от войны районов. Что больше всего поразило Вадима – то, что этот один из главных людей на планете встал навстречу им и улыбнулся приветливо и как будто смущённо.
– Добро пожаловать на Филанею, - его выговор был практически лишён акцента, всё-таки земной язык он начал изучать более двадцати пяти лет назад, - я не всё знаю об обстоятельствах, которые привели вас сюда, но я надеюсь, что Филанея станет вашим домом.
Лаиса закусила губу и посмотрела Даркани прямо в глаза.
– Вы захотели встретиться с нами лично, потому что мы… родом из идеологически чуждого вам мира, и вы хотите проверить… степень нашей благонадёжности?
Даркани рассмеялся.
– Таким же образом вы можете думать, что я хотел бы… идеологически повлиять на вас, обратить в свою веру, как называют это у вас. На самом деле, хотел бы. Вы не смотрите на меня, к счастью, как смотрели бы на императора Центавра, если бы тогда, когда жили на Приме, умудрились попасть к нему на приём. Вы смотрите смело… но это смелость… маленькой храброй сойки перед коршуном, который обещал, что не тронет её гнездо, но всё же остаётся коршуном, он намного больше её, сильнее и опасней. И я не хочу, чтоб было так. Я хочу, чтоб вы смотрели на меня так, как это нормально для Филанеи. Как на равного, как на любого из работников космопорта, из продавцов в магазине или водителей в общественном транспорте. Я – не местный правитель, не царь, не жрец, не старейшина, я – такой же, как они, работник, который находится на службе у народа и получает средства к жизни за свою работу, а не за особое имя или особый ореол, приписанный мне. Я хотел бы объяснить вам – хотя полагаю, что вы кое-что уже знаете о Филанее, но знать доподлинно, пока вы сами не жили здесь, невозможно – что вы прибыли туда, где вы будете действительно свободны.
– В каждом из миров свободой называют что-то своё, - произнёс вдруг Ганя.
– Верно. Я ожидаю вашего скепсиса по поводу того, что мы здесь, на Филанее, считаем наше, филанейское общество, лучшим, и нашу свободу – подлинной свободой…
– Это нормально, у кого угодно так.
– Мы не считаем себя лучше вас расово, внешне или физически. Это то, какими мы рождаемся, не зависит от нас, а значит – не повод для гордости. Но тот строй, который мы построили, та идея, которую мы вознесли – мы гордимся этим и считаем лучшим, и это естественно, иначе зачем бы мы делали это. Я не жду, что вы очень быстро согласитесь с нами и примете наш образ мыслей, лично я едва ли смог бы в одночасье на вас повлиять, а если мог бы – не стал бы этого делать. Я хотел встретиться с вами лично потому, что это естественно. Вы прибыли в незнакомый вам мир, в котором вам предстоит жить, а я – нарком планетарной безопасности, нормально, если я лично заверю вас, что в этом мире вам нечего бояться. То, что я узнал о вас, располагает к вам. Вы – героическая женщина, мать троих детей, вы происходите из рабочей среды, из самых угнетённых классов Центавра, и то, чего вы достигли своим трудом… в этом хороший пример для наших женщин.
– Не знаю, господин Даркани. Не знаю, слышали ли вы о прежнем моём роде занятий…
– Это не имеет значения. В вашем деле сказано, что вы швея, очень хорошая швея. Это почётно на Филанее. Я не стану сразу призывать вас пойти на фабрику и отдать детей на воспитание в интернаты, я понимаю, что вам сложно будет переключиться на наш образ жизни. Но вы можете обратиться на фабрику и узнать, какую работу вы сможете выполнять на дому, чтобы дети могли жить с вами и посещать одну из школ со смешанным составом. Мы перешли на интернатское воспитание пока не полностью, школ нового образца пока нет в достаточном количестве, и многим детям приходится жить в семьях, приходя в школу только на занятия. Поэтому сразу хочу сказать, у меня нет цели навязать вам наш образ жизни. У меня есть цель показать его преимущества, чтобы вы прониклись им. И… здесь не принято обращение «господин». Я знаю, что оттенок этого слова в языке землян иной, чем в вашем родном, но всё же это… не плохо – нежелательно. Обращение «господин» в земном языке считают уважительным и вежливым, но на самом деле это холодная вежливость чужих и равнодушных друг другу людей, это обращение к стенам и закрытым дверям. Это фальшивое уважение, неприятное филанейскому гражданину. У нас друг друга называют «товарищ» - это слово земного языка, знакомое вам в значении «приятель». Но у него есть и более высокое значение. Хотя в целом земные языки сложноваты для филанейцев, это слово очень легко вписалось в наш язык, словно родилось в нём. Его легко произносить. Вы, центавриане, ближе к землянам, чем мы, вам это тоже должно быть легко.
Лаиса покачала головой.
– Знаете, наверное, центаврианка – это что-то более глубокое, чем я думала… Я способна не очаровываться внешним блеском, что как раз естественно для среды, из которой я происхожу… Императора и высших дворян я не видела, конечно… кроме принца Диуса, но это отдельное… Но когда видишь одного, другого, третьего… вырожденца именитого рода… пьяным и без рубашки, понимаешь, в конечном счёте, что мишура прикрывает суть очень неплотно. Но на меня действительно действует… подлинно великое имя, заслуженное человеком великое имя. Подлинное величие подавляет, вселяет робость. Я так понимаю, вы недовольны именно этим. Мне кажется, именно с подобным я сталкивалась в общении с президентом Шериданом. На Центавре его воспринимали, практически, как императора, а он всегда был против попыток его обожествления. Он любил ходить по городу один, без охраны… и вы, должно быть, тоже? – и его речь всегда была речью простого, открытого человека, который словно бы не понимает, как высоко над всеми он находится.
– Я хорошо знаком с принцем Диусом и сыном президента Дэвидом. И мне думается, если два … представителя знати своих миров вписались в филанейскую действительность, то и вы тем более впишетесь. Общество вашего родного мира является прямой противоположностью нашему, неравенство там возведено в закон. Общество землян является следующей эволюционной ступенью, равные возможности там по крайней мере декларируются на словах. Общество Минбара, в котором вы жили эти годы, построено по иным принципам, оно скорее теократическое, и я воздержусь от критики этого пути, в такой общественной формации много положительного – отсутствие таких форм эксплуатации, какие имели место у нас, и имеют у землян и центавриан, постулат о служении обществу… Но я не назвал бы такое общество идеальным, и не пожелал бы Филанее такого пути – если угодно, это вопрос менталитета. Возможно, как сказал один земной учёный-политолог, приехавший к нам сюда изучать любопытное для него явление, филанейцы в самом деле какие-то особенные, и им удастся построить то, что не удалось землянам… Я не думаю, что мы особенные. Я думаю, что общества разных миров развиваются всё-таки по сходным законам, и одна раса не может быть более… природно предрасположена к созданию коммунистического общества, чем другая.
– Вы считаете, что ваша раса может подать в этом пример другим? – сказал Ганя скорее утвердительно, чем вопросительно.
Вадим переводил взгляд с брата – в его горделивой, напряжённой позе чувствовалось напряжение, настороженность – на филанейца. Гане 17 лет, он уже перерос мать, хотя она довольно высокая женщина. Десятилетнему он кажется совсем взрослым, большим и сильным, но вряд ли наркому Даркани, он видит перед собой мальчишку, который лишь немногим старше сидящего рядом и восторженно глазеющего Уильяма. Сколько же лет ему? На момент знакомства с капитаном Гидеоном он был, должно быть, мужчиной средних лет, а с тех пор прошло… страшно подумать, сколько… Сколько продолжительность жизни филанейца? Много меньше центаврианской и минбарской, лет 90-100… Кажется, уже тогда Вадим почувствовал некий болезненный укол от этой мысли…
– Разумеется, и это было бы прекрасно. Но перейдут ли другие миры к той же форме устройства общества, зависит не от моего желания, не от пропаганды, а от наличия исторических и экономических предпосылок, от наличия в обществе необходимых для этого сил. Для этого мало одного желания, хотя желание значит очень много.
– Вы верите в возможность коммунизма для Земли, Центавра, но не для Минбара? – уточнил Ганя, - как вы объясняете особый путь Минбара, не пришедшего к классическому капитализму из ваших теорий и, соответственно, не предрасположенного сейчас к классовой борьбе по крайней мере в её традиционной форме? Так, чтобы это не разрушало вашу картину мира?
Вадим, Уильям и Лаиса разом повернулись к нему. Похоже, Ганя не терял времени даром, и перед поездкой прочёл не только тот минимум о Филанее, который уже имелся в общемировом доступе, но и скачал из земных библиотек что-то по коммунистической теории.
– Я верю в неизбежность коммунизма, но речь не о том, во что верю лично я. Возможно, если бы Карл Маркс жил в наше время, он бы сумел объяснить закономерности исторического развития разных миров, объяснить, почему одни идут по пути Земли, Центавра, Бракира или прежней Филанеи, другие – по пути Минбара, Иолу или древних, о которых, впрочем, мы знаем больше легенд, чем достоверного. В общем-то, так или иначе, с поправками на расовую специфику, большинство миров развиваются по одному сценарию, с классовым обществом, где имущий класс угнетает неимущий. Формы производства, идеологическая база могут различаться, но суть одна – общество построено в форме пирамиды, аристократия ли, избранная богами верхушка или просто те, кто провозглашаются более умными, сильными и удачливыми, всегда находятся наверху и их всегда меньшинство, возможности обогащения и большей степени личной свободы – или иллюзии свободы, что будет правильнее – сосредоточены в руках немногих.
– Тогда что вы подразумеваете под расовой спецификой, под особенностями менталитета?
– Расовая специфика состоит хотя бы в том, что если у какой-то расы физическое строение или метаболизм коренным образом отличаются от земного и подобных типов, то многие виды производства или иной деятельности у них невозможны. Вы ведь не можете представить себе пак’ма’ра-спортсмена или завоевателя? Их строение не располагает к большому количеству активных действий. Разумеется, это влияет на их мышление, оно формируется таким образом, что они и не испытывают в этом потребности. Расы, в мирах которых природные условия более-менее однородны, менее склонны к борьбе за ресурсы, потому что ресурсы сравнительно одинаковы везде. Именно в силу таких предпосылок одни расы становятся более склонны к внутривидовым и межвидовым конфликтам и агрессии, чем другие. Но в немалой степени слово «менталитет»… лично мне не нравится, оно слишком часто служит оправданием нежеланию что-то менять и расширять кругозор.
– То есть, вы считаете, роль физиологии…
– Физиологии, генетики, истории, географии – преувеличивается или преуменьшается в угоду господствующей идеологии, но редко оценивается адекватно. Неправильно думать, что все народы, выглядящие столь разными внешне, могут быть одинаковыми внутренне, но не менее неправильно думать, что центавриане навсегда приговорены к жажде роскоши и удовольствий потому, что у них сложное строение нервной системы и развитые вкусовые рецепторы, а пак’ма’ра – к задворкам истории на основании того, что они неповоротливы и сонны. И следует всегда отличать неизменяемые факты от того, во что просто привычно и удобно верить.
– Вы намекаете на теорию, что дилгары рождены быть завоевателями, потому что происходят от хищников?
Для того, кто лишён даже зачатков телепатии, он как-то слишком проницателен, подумал Вадим. Или считает себя таковым.
– Я читал историю вашего мира, то, что было в Энциклопедии. Пережив на заре своей цивилизации несколько вторжений извне, дилгары решили ответить внешнему миру агрессией. Они избрали ту идеологию, которая, как они считали, более всего будет способствовать их выживанию. Но они не одиноки в этом пути, нарны, куда более всеядные, едва не пошли по тому же сценарию, а арнассиане, несмотря на генетическую необходимость каннибализма, смогли построить развитое общество и выйти в космос. И… не стоит равнять личный путь с путём народа в целом. Вы, с унаследованной от предков идеологией, сумели вписаться в минбарское общество, найти… баланс вашего культа силы и их культа авторитетов. Бытие определяет сознание, минбарское бытие изменило ваше в корне иное сознание – потому что для прежнего сознания у вас уже не было условий, в которых оно было бы уместно. Если вы посмотрите на ваших младших братьев, вы увидите, несомненно, что для них это ещё более справедливо. И даже если вы однажды снова соберётесь в отдельный народ, вы уже не будете прежними дилгарами, потому что это невозможно исторически.
– И вы считаете, что это хорошо, так?
Лаиса пихнула его.
– Пусть говорит, - улыбнулся Даркани, - он любознателен, это хорошо. Задирист, но это нормально для мальчишки. У меня есть сын его лет, он тоже любитель поспорить, хотя на другие темы, конечно. Не хорошо или плохо, а факт. Народ меняется на протяжении своего исторического развития, это нормально. Вы не вернётесь к прошлому точно так же, как мы не вернёмся к первобытнообщинному родоплеменному строю и древним языкам. Минбарское воспитание не сделает из вас минбарцев, потому что вы слишком… непоседливы для длительных медитаций, и физиологически не можете себе позволить многодневные посты и молитвенные бдения…
– Так же и филанейское воспитание не сделает нас филанейцами, - подсказал Ганя.
– Ваша кожа от этого не станет зеленее, да. Но быть филанейцем – это не выглядеть как филанеец, и не мимикрировать под окружение внешностью или поведением. Это, будучи таким, какой есть, будучи отличным, быть частью единого.
Вадим подумал, что как-то очень неудобно вышло, что он уже большой мальчик, ему десять лет, он должен сидеть тихо и смирно, внимать умным разговорам старших, а вот если б было ему лет пять, он мог бы взобраться к этому важному дяде на колени и потрогать эти гибкие кожистые отростки на голове, немного похожие на волосы. Маленькому ребёнку такое позволительно, ему – уже нет.
Даркани наклонился к нему, осторожно, с оглядкой на Лаису, погладил его по голове.
– Тебя зовут Вадим, да? Это ты центаврианин?
– Наполовину… товарищ, - Вадим старательно выговорил незнакомое слово, которое постарался сразу запомнить.
– Я так и не научился пока различать центавриан и людей. Когда центавриане не с гребнями, это просто невозможно, кажется… Нервничаешь, как устроишься в новой школе? Понимаю.
– Я совсем не знаю филанейского языка, товарищ Даркани.
– Это исправимо. Учителя просто позанимаются с тобой дополнительно. Будешь вместо уроков земного языка – его ты, вижу, и так знаешь – посещать занятия по филанейскому, вместе с братьями. И сможешь помочь с языком одноклассникам. У нас уже учится несколько детей инопланетян, тех, чьи родители приехали сюда работать вместе с семьёй, но всё-таки это редкость, к тебе будут проявлять много любопытства… Это неизбежно, это ведь дети. Ты простишь их за это? И… насколько я понял, у вас ведь здесь есть родственники. Семья Александер-Ханниривер. Виргиния Ханниривер сейчас в отъезде и должна вернуться где-то через неделю, а с Офелией вы можете встретиться… У них двое детей, они выросли здесь, и охотно помогут вам освоиться, думаю.
Вадим кивнул. Тётю Офелию он видел только на экране связи, а тётя Виргиния – конечно, он знал, что она ему не тётя, а двоюродная сестра, но думать так о совсем взрослой тёте было трудно – приезжала на Минбар три раза, один раз, правда, они не смогли встретиться – он был на экскурсии в Айли… Мирослава и Элайю он видел только на экране, и конечно, ему не терпелось познакомиться с ними вживую. Они ведь, к тому же, его сверстники…
– Недели через две, как полагаю, у меня будет выходной, который я смогу провести с семьёй. Предлагаю вместе с Александерами организовать прогулку для детей в парке. Если, конечно, никому из нас не помешают дела. Но думаю, к тому времени все будут знать своё расписание. А пока… я хотел бы тебе сделать подарок. Тебе ведь предстоит много писать, так что…
Даркани встал и подошёл к шкафу у стены.
– Я купил эту чернильницу для сына, в подарок на день рождения. То есть, купил две, долгое время не мог выбрать, которую подарить… В конце концов выбрал, а эта так и осталась тут стоять. Сам я пользуюсь в основном авторучками, а в школах до средних классов используют чернильные.
– Почему? – удивилась Лаиса, - это ведь неудобно…
– Неудобно. Зато помогает приучить к аккуратности и выработать хороший почерк. С авторучками после этого нечего делать. Чтобы заполнить ручку чернилами, нужно нажать вот так. Чтобы писать, ручку держат вот так. Пальцы филанейских детей и земных почти не отличаются, поэтому смотри, как это делают одноклассники, и всё получится. Сожмёшь слишком крепко – она потечёт, слишком слабо – не будет писать. На самом деле, это совсем не сложно, к третьему классу дети пишут ими так же быстро, как авторучками.
Он не видел письменные принадлежности минбарцев, подумал Вадим.
– Спасибо, - он бережно принял в ладошки чернильницу в форме чашечки цветка, оказавшуюся довольно тяжёлой. Уже не сомневаясь, что будет беречь её как зеницу ока.

– Он тебе не понравился? – спросил Вадим, когда они спускались вниз, к машине, которая должна была отвезти их в гостиницу, где их временно размещали.
– Почему ты так решил?
– Ты очень резко с ним разговаривал. Словно с кем-то враждебным.
– Нет. Он умный… но мне пока сложно понять то, во что он верит. Точнее, я знаю теорию… но мне сложно осмыслить её применение в реальной жизни. Но он верит в то, что говорит, значит, это важно.
– Я привыкла после Центавра к Минбару, - хмыкнула Лаиса, запихивая Уильяма вслед за Вадимом в салон машины, - привыкну и здесь.
Вадим прижимал к груди чернильницу и во все глаза смотрел за окошко, пока его не отпихнул Уильям, который по дороге с Минбара старательно учил филанейский алфавит и теперь хотел потренироваться в чтении вывесок. Уильям, кажется, ничего не боялся и воспринимал переезд как увлекательное, весёлое приключение…

@темы: Вавилон-5 и другие древние легенды, Творчество