Вспомнился давний-давний с Гальватроном-сама разговор...

[St. Byron]

О добре и зле, о справедливости и жестокости, о семьях и родине, о эпосе и богатырях, ага. После чего мне захотелось набить вот этот кусочек... И набил... Для чего, правда - сам не знаю...

ВЛАСТЕЛИНЫ СТИХИЙ (отрывок. Я бы сказал, отывочек...)

Вдруг невдалеке что-то хрустнуло – раз, другой… Потом что-то очень подозрительно брякнуло – убедите меня кто-нибудь, что не оружие!
Солдат тут же вскочил, загородил нас спиной, вскинул ружьё… И сам не заметил, как заступил за круг!
– Живой! – заорала я, не помня себя, - живой!!!
Сказалось нервное напряжение последнего получаса, когда мы косились на нашего неизвестного соседа, не зная, как с ним разговаривать и как бы нечаянно не допустить его в круг.
– Живой, живой! – ответил из темноты насмешливый голос, - а вот вы сейчас можете и мёртвенькими стать!
В круг света от костра выплыл всадник на коне. Широкоплечий, одетый в одежду из звериных шкур, на поясе – кинжал, за спиной – колчан со стрелами… Но из-под шлема – или какого-то его подобия – лились по плечам и спине сверкающие, цвета красного золота, локоны!
Однако было в общем не до любования. Как минимум одна стрела уже была наложена на тетиву и нацелена на нас. В меткость лучника почему-то без всяких уверений верилось.
– Сказывайте, кто вы такие! И чего здесь шляетесь?
– Хотим и шляемся, - буркнула Диана, - этот лес что, твой собственный?
Вот интересно, а стрела-то, наверное, через круг спокойно перелетит, что ей…
– Коротко и по существу – идём бить Кащея. Ведьмы-контрактники из параллельного мира. Душещипательные подробности будут только после ответной откровенности.
– Храбрые какие-е… Отколь идёте-то?
– Ну, последняя стоянка тут неподалёку была, а вообще – из деревни одной под столицей… Из леса, вернее, даже…
– Значит, со Святой Руси… - мне послышалось, что наш противник чуть прискрипнул зубами. Да и тон стал такой… не то чтоб злобный, но мурашки по коже продрали.
– Нас… Карина, а это – не мертвяк?- шёпотом спросила Алура. Я её отлично понимаю, что мертвяки ей теперь мерещатся везде.
– А кто его знает? – так же шёпотом ответила Настя, - по виду вроде нет… Но что это такое – вид? Сильный мертвяк может и морок напустить, и будет тебе казаться цветущим, румяным и здоровым, так что ты и не заподозришь ничего, и только когда он тебя душить будет, тут ты и увидишь, что у него между гнилых зубов трупные черви ползают. Так-то!
Да, значит, зря я и на человеческий вид Данилы Андреича полагалась. Только когда он заступил за круг, он и доказал, что пока живой человек.
– И в то же время на русских вы не вполне и похожи, - продолжал рассуждать наш противник, держа нас на прицеле, - разве полусарацины… Ильи Муромца у вас в родне ни у кого не было?
Мы минут на пять опешили. А что, блин, похожи?
– Насколько я знаю, - важно ответила Настя, - таких не водилось.
– Вы чо, блин, опухли? – куда живее среагировала Арина, - какой Илья Муромец?! Да мы вообще слегка не отсюда…
– Смотрите, если соврали… - лук в руках стрелка дрогнул, явно готовый опуститься, - если соврали, то языки ваши лживые на вертел нанижу и из них шашлык спроворю.
Пуститься дальше в гастрономические изыски странствующему людоеду помешал выход на сцену очередного героя. Вернее – героев. Из-за деревьев строевым маршем, вытянув вперёд костистые руки с кровожадно загнутыми когтями, наступали мертвяки разных стадий разложения, но одинаковой жажды нас прикончить. Долгохонько мы их ждали… Ну, вот и препожаловали.
Наш противник, отвлёкшись от нас, сматерился сквозь зубы, пытаясь осадить разнервничавшегося коня.
– Быстро! – скомандовала Настя, - назовите своё имя!
– А на кой оно вам?
– Назовите!
– Ну, будь по-твоему. Акулина Соловьинична я буду, - сказал всадник. Блин, так это всадница?!
– Акулина Соловьинична, всадница с луком, и её верный конь, войдите в круг!
Настя всё сделала безупречно. Она, что называется, выписала приглашение на конкретное лицо. Скажи она просто «войди в круг», какой-нибудь особо наглый мертвец мог принять это на свой счёт. А так… Ни тёзки нашего ночного визитёра, ни тем более кого-нибудь на коне среди этих непутёвых зомби не оказалось. Слава богу…
Акулина Что-то-там-инична (разбираться в мудрёном отчестве времени не было), не переставая матюгаться, перемахнула круг.
И дальше у нас пошло веселье! Отмахивались от мертвяков кто чем – мечами стихий, мудрёными амулетами (это в основном Акулина), отстреливались из ружья и с лука.
– Воды бы святой… - сквозь зубы бормотала Настя, - её-то они боятся…
Кто из особо отмороженных придумали кидать в нас собственными костями… Брр, без комментариев. Мне лично попало в лоб не вполне оголённым ещё голеностопом, и в обморок я не упала только из мудрых соображений – не время падать в обморок, когда тут твои товарищи из последних сил…
Акулина в боевом порыве сорвала с головы шлем. Жидким солнцем плеснули волосы…
Нет, рожа всё-таки бандитская. Да и фигура… не девичья. Атлетическая. Но всё-таки есть в ней что-то… необыкновенное. Такое, чего точно ни в ком нет, хоть по всей земле ищи. О, эти сдвинутые соколиные брови, презрительно стиснутые губы! А по щеке тянется шрам – недетский такой, и недевичий тоже. Ох, увидеть бы, как она владеет мечом…
Один, ближайший ко мне, всё норовил подцепить меня и вытянуть из круга. Меч воздуха его особо не пугал, и мне пришлось применить горящую головню. Вот это вроде действовало. За сим занятием их и нас и застал урочный час. Уж не знаю, уловил ли острый мертвецкий слух каких-то далёких петухов или у них встроенный таймер, да только они сгинули. И вовремя – мы просто попадали без сил…
– Вот и нахрена, спрашивается, было организовывать эту ночёвку? Летели б лучше… Этак ночью спать мы совсем отвыкнем.
Акулина спешилась, отстегнула от седла какую-то котомку и флягу с вином. В котомке оказались вяленое мясо, лук, лепёшки…
Ничего ни объяснять, ни спрашивать не требовалось – всё было уже сказано до того. Прошедший бой сроднил нас, после него мы были уже не чужие друг другу. Тут уж ничего не попишешь, ничего не скажешь…
Мы предложили Даниле и Акулине еду с нашей скатерти-самобранки, Данила охотно отведал пирогов, прослезился: «Совсем как мамины!», Акулина, посомневавшись, взяла куриную ножку. Мне протянула флягу.
– Пей.
– Не пью…
– Пей-пей. Здесь надо. Иначе силы не восстановишь.
Я собралась с духом и хлебнула. М-м… Бр-р… Ух!
Сложность этой ночи была ещё и в том, что места в круге было в самое впритык. То есть, шестеро спокойно умещались, но плюс ещё двое, плюс конь… Плюс костёр сколько-то места всё-таки занимает…
А ведь Настя рисковала, пуская в круг Акулину! А окажись она…
Ладно, это у меня уже паранойя. Акулина оказалась вполне стоящей того, чтоб её спасать. От этой амазонки так и веяло надёжностью… Да глядя на её руки – сильные, мускулистые! – как-то верилось, что она в одиночку не с одной оравой уже справилась. Правда, с мертвецами-то тут штука особая – их бить-колотить бесполезно, боль они на пороге смерти оставили. Не её, так коня могли задрать. Амулеты у неё, слов нет, серьёзные, но круг-то всё ж таки надёжнее.
– А чего вы это про Илью Муромца спрашивали? – это наша Марианна опять простодушные вопросы задаёт.
– А потому как ежели вы ему родственнички – не обессудьте, - Акулина сплюнула куриную косточку в траву, - хоть и трудно мне будет теперь вас убить, а всё ж таки постараюсь. И косточки ваши пришлю батюшке вашему, чтоб ему пусто было на том и этом свете, ежели, конечно, он ещё не околел, собака.
– Да за что ж вы на него так?
Акулина обратила кривую ухмылку.
– А отчество моё, ласточка, как? Хорошо расслышала, али запамятовала?
Марианна смутилась.
– Да честно говоря, не запомнила – не до того было.
– Соловьинична я. Соловей-Разбойник мой батенька был, тот самый, кого Илюша ваш Муромец от нефиг делать угробил.
Диана всплеснула руками, Арина что-то восторженно вякнула, я же, наоборот, ничуть не удивилась и никак не среагировала. Ну, всё правильно, она дочь Соловья-Разбойника… Сама, следовательно, Разбойница… Да по ней, честно говоря, и видно…
– Да неужели? – продолжала поражаться Марианна.
– Да. Одна я из семьи выжила, спасибо Илюше вашему, недоноску, сила есть – ума не надо… Слыхали, небось, историю эту поучительную? Слыха-али. Быть того не может, чтоб Илья про свои подвиги на всю поднебесную не раззвонил. У них, у богатырей, жизнь из этого состоит – шляются, ищут себе приключений на известное место, всех, кто им не по нраву, в бараний рог скручивают, а как их кто-то побеждает – так возмущаются-а!
Тут я, пожалуй, Акулину вполне понимала и была с ней согласна. Былины я не любила никогда. Ну, что такого хорошего в этих богатырях, чем там восхищаться? Это ж классические олигофрены, у них при развитии все силы в кулаки ушли, на голову просто не осталось. Вон тот же Илья – тридцать лет просто на печи просидел! У нас таких в детдом сдают сразу… И главное, гонору – немеряно! Везде проеду и везде наведу свои порядки! Политика устрашения, блин!
Конечно, Соловей-Разбойник на этом не помню каком тракте тоже не просто так сидел, не шашлыки для туристов продавал. Но это уж извините! Всяк как умеет крутится. Не все могут в богатыри к князю Владимиру пойти… Опять же, каким бы Соловей ни был бякой, но человек он был пожилой, у него была семья, наверняка большая…
– Девять братьев у меня было, - как раз рассказывала Акулина, - силачи, красавцы – как на подбор! Илюша зашиб. Они, вишь, отца хотели отбить, не угодили ему. А он бы на их месте не так же поступил бы? Или ещё блюдечко ему надо было дать, чтоб прямо на блюдечке батю нашего князю Владимиру преподарить? Сёстры опять же мои… Как на девок-то рука поднялась?! Слыхали, небось, про двух сестёр моих? Польку, силачку нашу, он камешком в дверях зашиб – тем камнем она его огреть пыталась. Тоже, опять же, кто её не поймёт? А Катюша… Ох, Катюша-то за что пострадала? Ну, перевозчицей она была на реке, ну, не хотела перевозить его, пока он старика-отца нашего с миром не отпустит. Вот скажите, это преступление? Так он, паскуда, переправу себе сам смастрячил, а после Катюшу мою безвинную до смерти забил. Вот за что? Вы мне хоть с какой человеческой позиции объясните – за что? Переправился же! Ну и дуй себе дальше! Неужели за то дочь убивать, что она отца попыталась спасти? Не напала ж даже, предложила только! Думаю, что и откуп предлагала… Добрая у нас была Катюша, никого зазря не обижала, а иного и стоило бы, так она не трогала…
Я слушала, и во мне росла и крепла глухая ненависть к этому великовозрастному придурку, колесящему по стране и где надо и не надо играющему мышцами. Поборник правды, блин! А про милосердие, про великодушие к поверженному врагу он никогда не слышал? Или это уже позже придумали? В общем, после этого узреть воспитательную цель былин мне было сложно.
– Вона сколько нас было у мамки, - Акулина любовно точила кинжал, хотя по-моему, он и без того был острее некуда, - девять сыновей, три дочки… Да только я и осталась. В поле я в тот день была, на любимой лошадушке резвилась. Я ведь дитё была ещё совсем малое, мне двенадцать годочков было!
М-да. Однако почему-то складывается глубокое убеждение, что и в двенадцать лет Акулина взлетала с разбегу на неезженую лошадь, ухватив её только за гриву, и на лету подбивала мухе глаз.
– Уж я гуляла, уж я резвилась… А вернулась домой – нету дома… Мать в голос плачет, братья убитые в ряд лежат, Полька, уж вы меня простите за подробности, так под камнем и… Кто ж его поднять мог, кроме неё, этот камень? А потом и Катюшу принесли… Короче, осиротел мой дом. Уезжала – всех счастливей, возвратилась – сиротой. Меньшой брат ещё усов не брил, сёстры были непросватанные… Ну, по Польке-то мужа ещё поди найди – она в мои годы отца шутки ради на руки брала и по дому таскала. Постарше чуть стала – могла в одну руку старшого брата взять, в другую Катьку, раскрутить и бросить, как щенят, в реку. Она младших братьев и меня так плавать выучила, ну а старших и Катьку – это так, забавы ради. Бывало, перебьёт папаша сколько ни есть богатырей – принесёт домой их мечи и палицы, и теми палицами Полька шутя жонглировала… А уж Катюша была красавица! Краше не было в округе. Лезть-то к ней, конечно, никто особенно не лез – знали нрав крутой отцовский, да братьев силу. Но заглядываться – заглядывались. Бывало, по десять раз реку туда-сюда переплывали, только чтоб с нею на её пароме побыть. А она и умница была, и скромница… Эх, все дети у моей матери хороши были, и все погибли, осталась только я, непутёвая. Ни Полькиной силы во мне нет, ни Катюшиной красы.
Акулина, действительно, красивой не была. Нос картошкой, обгорелый и облупленный на солнце, брови белёсые, на губах аллергия какая-то, да ещё шрам этот.
– А всё ж таки своей матери ты последнее утешение, - вставил Данила, - поди, теперь-то старуха на тебя, единственную, и не наглядится.
Акулина криво усмехнулась, со звоном загоняя кинжал в ножны.
– Мать-то моя? Не-а. Умерла она в тот же год, с горя.
Да-а… Не здорово, наверное, было остаться двенадцатилетней девочке круглой сиротой. Как она одна выживала, как защищалась? Хотя конечно, она дочь своего отца…
Почему-то казалось, что в семье Соловья было дружно и весело. Своеобразно, конечно – но весело.
А как же – с утра в печи закаляться, студёной водой обливаться, потом палицами богатырскими жонглировать, на необъезженных лошадях скакать до полного изматывания последних…
Да понимаю я, понимаю, что Соловей был всё-таки разбойник, да не какой-нибудь, а с большой буквы, но вот детей своих он наверняка любил. Радовал, поди, с каждого разбоя каким-нибудь подарочком…
– Акулина, - я положила руку девушке на колено, - обещаю, если нам встретится Илья Муромец – я помогу тебе против него.
Все так и ахнули.
– Я тоже, - поддержала Арина.
Как прекрасно, что сестра меня поняла!
– Благодарствую, что мой рассказ вас разжалобил, - Акулина непроницаемо улыбалась, - но гоже ли втроём на одного идти? Это мой поединок, он ведь моего отца убил.
– Одна ты его не одолеешь! Девять братьев твоих пытались – и что с ними стало?
Ужас! Я замышляю покушение на главного русского богатыря, именитейшего былинного героя, олицетворение мощи русского духа!
– Вот теперь верю, что вы не Ильёвы родственнички. Да и вовсе не со Святой Руси. Ну, куда путь-то держим? Нечто проводить вас, поотгонять лихой люд?

@темы: Люди, эти трепетные нежные создания..., Творчество