Это был 95 год... (ч.16)

[na-ive]

По просьбам трудящихся, напомнивших мне о пустяке, о котором сам я почти забыл...

Женщины и девушки не раз говорили, что, мол, в монастыре есть послушницы, есть непослушницы, а есть и подслушницы. Да, даже такие есть. К примеру, послушница Таисья ("Таис"). Полола Марта уж не вспомнить с кем грядки, и беседовали они на какие-то богословские темы, и Таисья, находившаяся от них в четырёх-пяти грядках, живо отозвалась. Правда, когда к ней обращались намеренно, она слышала уже не так расчудесно. Так, один раз, повторяя ей свой ответ, Марте пришлось повысить голос до крика. За что потом и получила разнос от матери Голиндухи, решившей, что она орёт на старших. Марту это очень возмутило и она принялась в ярости рыть грядку. Впрочем, надо сказать, такие приступы у неё бывали, к счастью, редко.
Всё же больше среди грядок было веселья. Раз сидела Марта между картофельным и капустным полями, рядом возились мелкие девчонки - в частности, смеялись над Мартиной манерой повязывать платок по-монашески. Тогда Марта стянула платок с одной - кажется, Насти, повязала ей его так, что то, что должно было закрывать лоб, закрывало всё лицо, делая её похожей на эдакую мумию, и сказала:
- Вот у сестры Анастасии платок повязан правильно!
Девчонки заливались смехом.
Кто-то из тех, должно быть, девчонок в Могочино помогал ей носить воду из колодца в Зелёный дом... Бабушка потом рассказывала, что она один раз вот так с вёдрами вошла во двор и получила от Евфалии клюкой по спине "чтоб не путалась под ногами". У Кати на ноге тоже был синяк от той же Евфалии. Что поделаешь, старость берёт своё, теперь Евфалии уже скоро в Горний приход...
Ведь параллельно с этой там, на небесах, тоже строят обитель. Там живут первые умершие монастыря. Марфа на скамеечке сидит, а Фёдор улицу метёт.
На могилах этих людей Марта была в первые дни на Волоке. Размышляла о мрачных пророчествах, которые ей рассказывали.
Будет война. Будет много крови. Город, где она родилась, поглотит земля, город, где она прожила большую часть жизни, скроет вода, а этот край уцелеет, забытый жестоким миром, и здесь найдут себе приют все лотовы семьи, покинувшие гибнущий Содом. Мир, покой, счастье в вере и труде... Марте хотелось, чтоб это было и её будущее.

Были ещё страшные истории, рассказанные то ли Нюськой, то ли Кати.
Шла одна женщина через лес кладбищем, и из могилы в чугунной ограде выполз мертвец и принялся кидаться в неё чугунными столбиками. Увидев за деревьями церковь, женщина побежала туда, и там покрестилась. Когда она вышла, на груди у неё сиял золотой крест, мертвец её не тронул. Он рассказал ей, что он мёртвый, что его похоронили живым и молятся за упокой, поэтому ему нет покоя. У него осталась мать. Женщина предложила пойти к матери и всё объяснить, и попросить, чтоб его отчитали. Мать долго не хотела верить, что молодой человек - её сын. Чем всё кончилось - неизвестно.
Другая история. У девушки был день рождения, она решила созвать подруг, но мать, отправлявшаяся в церковь, запретила ей это делать. Однако девушка всё же пригласила гостей. Они отпраздновали, потом стали танцевать. Но самой имениннице пары не было. Тогда она взяла икону Николая Чудотворца и стала танцевать с ней. Вроде как, что-то икона девушке изрекла, в результате чего та окаменела.
Вызвали милицию. Услышав жуткий крик, исходивший из сердца каменной статуи, милиционеры поседели. Расколдовалась ли в итоге девушка, тоже неизвестно.

На выходные обычно уезжали в Могочино - помыться, причаститься. Марта с бабушкой и Кати раз ехали в обычном таком "бобике". Было пыльно - ужасно пыльно, а девочки пели песни - из латиноамериканских сериалов, из школьной программы по музыке.
А один раз машина не пришла, и было решено идти пешком. Юлька сидела на ящике с ватой в носу, у неё кровь шла... Бабушка суетилась вокруг Марты, норовя одеть её потеплее, пытаясь заставить натянуть сапоги ввиду предстоящего дождя. На Марте был один из её любимых платков, платье-ряса, спортивная куртка, выцветшее малиновое пальто (бабушкино), на ногах колготки и тряпичные туфли.
Дорога шла мимо дома Дикова хозяина (дотуда проводил Дик) и картофельного поля, дорога была пыльной. На лугах цвели тысячелистник и какие-то жёлтые цветы, которых там было вообще в изобилии, вроде, кто-то называл их куриной слепотой.
Очень скоро стало жарко, Марта сменила свои боты на синие сандалии, подаренные Джулией, сняла пальто. Посох она подобрала ещё у базы, посох был и у молодой Наташи - по причине хромоты. С внучками Евдокии у них был своеобразный марафон.
Дорога изобиловала видами. В одном месте при подъёме дороги, у полей, река изгибалась, берега её заросли ивами и другими водными кустарниками, в просвете зелени виднелась блестящая на солнце водная гладь.
В полях стояли свежескошенные скирды сена, заболоченный лесок походил на армию обезглавленных трупов.
Перемахнув через ограду, вышли за пределы территории Волока. Около леса росли кусты шиповника, по берегам - кусты смородины и высокая трава.
Раз Марта ехала в машине в кабине шофёра, и где-то в этих вот местах путь им преградила завеса дыма - горела прибрежная трава. Мужчины кинулись предотвращать пожар, заливали огонь водой, захлопывали куртками, затаптывали ногами. Кажется, среди них тогда был и Николай-тракторист. Среди подвигов Николая было ещё спасение Марты и Джулии от бодучего быка - был такой на Волоке, раз до полусмерти напугал Мартину бабушку, а в другой раз - Марту и Джулию, мирно скребущих тяпки. К счастью, Николай его прогнал канатом.
За одним поворотом дорога стала песчаной - рабочие там непонятно для какой цели насыпали порядочно песку. Там Марта с Юлькой пошли уже босиком. В Могочино вошли раньше бабушек, зато бабушки раньше нашли нужную улицу.

Поблизости от дома Кати находилась школа. Там Марта и Кати гуляли с Никиткой на школьном дворе, качались на качелях, лазали на завалинке. Там кто-то спросил Марту, учится ли она в школе, и ей пришлось ответить, что нет.
А раз они с Кати и Стёпкой ели малину у них в малиннике, было это после дождя, поэтому они все перемокли и изожглись крапивой.
Любили они давать крюк, провожая сначала Кати до дома, а потом вновь возвращаясь на нужную дорогу к себе. Улица Кати была по перпендикуляру к Советской, а Больничная шла параллельно с Советской, и между ними была ещё одна параллельная им улица. Соединялись три улицы двумя узкими загаженными переулками.
На выходе из второго проулка направо стояло какое-то здание - не то баня, не то что-то правительственное, налево - зелёная лужайка, где паслись те самые знаменитые овцы, стоял сарай и трансформаторная будка. За оградой того здания росла черёмуха, Марта видела её цветущей, видела и плодоносящей.
Проходя по одному проулку, Марта с Джулией видели собаку за оградой.
- Овчарка! Ты чистопородная овчарка? - спросила Джулия.
- Р-гав! - ответила та, что означало, должно быть: не приставай. Марта живо подхватила:
- "Бурю внутрь имея помышлений сумнительных,
Рече Джулия ко овчаре:
- Овчара, воистину ли ты есть чистопородная овчара?
Рече овчара в ответ:
- Воистину я есть чистопородная овчара,
Поелику ты в этом убедишься.
Таракане Джулия от овчары во вся лопатки...
А за нею чистопородный Вовка Хмара..."
- На чистопородном "Ижаке"...
- Ишаке?!
- Нет, ИЖаке... А здорово ты под икос переделала.
Другой собаке Джулия махала рукой, а та в ответ синхронно хвостом.
- Мы с ней подружки, - говорила Джулия.

Любили они сидеть вместе в сарае над рекой, там сочиняли про семейство Мяо, там пару раз застали Ромку курящим, там рисовались картины на бересте, там Джулия записывала Мартины стихи в тетрадь. Раз она попросила Марту нарисовать кошку, Марта начала рисовать кошку с хвостом, перекинутым через лапу, но когда рисовала спину - машинально нарисовала опущенный хвост. Получилось так: нарисована нормальная кошка с нормальным хвостом, отведённым в сторону, и с поднятой передней лапой, на которой висит кончик недорисованного хвоста. Как рассердилась Джулия!
- Ну и что ты наделала? Что это у неё, часы на лапе? Или, может, у неё два хвоста?
- А почему, собственно, и нет? Ведь есть у нас икона Божьей Матери "Троеручица", почему у кошек такого быть не может?
Стоял там в сарае ящик-"ясли", лежал матрас. По мере надобности его вытаскивали куда-нибудь. А один раз Джулия даже купалась там! Принесла ванночку, тазик и игрушки.
- Что люди подумают? А у нас тут водосвятие - вон сколько воды натаскали!

Бабушке во сне приснилась Мартина мать, это повергло её в печаль и скорбь. Она вообще там, в Могочино, очень скучала и печалилась о семье, подавала за них заказные, плакала. Марта же гораздо больше горевала об оставленных в Новосибирске друзьях. Она рассказывала Джулии о своей жизни, та - о своей, о том, как жила в Енисейске.
Один раз они собирались на речку. Джулия начала краситься, потом ей что-то не понравилось, она вынула спирт и начала стирать. Спирт попал в глаз, глаз защипало, одновременно с этим глаз защипало и у Марты. Джулия потом хвасталась девчонкам этим "сестринством". Ещё у них с Кати был уговор - стараться не материться при Марте.