Беседка в парке – идеальное место для встречи. Минимум посторонних глаз, минимум раздражающих-отвлекающих моментов. Приятный тенёк в такую погоду. Дорожка так замечательно заворачивает за куст, нас до последнего не видно… Это чтобы не напугать издали, одним своим видом?
– Цветы забыли, – ёрничает Луис. Заметно, что волнуется. Я потягиваю сок – жарко, да и… тоже волнуюсь.
Торопливые шаги на дорожке, мелькнули сквозь ветви серая ткань, салатовые волосы…
И вот оно снова – потрясённые, ошарашенные глаза. На нас разом, потом то на одного, то на другого. На мне белая рубашка, на Луисе голубая, больше первый взгляд не ловит никакой разницы. А на нём серая джинса, за плечами рюкзак. Волосы подлиннее наших, закрывают уши. Что-то среднее между Брингом и Дивайном, в смысле модификации хаоса на голове.
– Кармейн Симмонс. Ээээ, необычное имя…
– Ну, не необычнее, чем Риббонс Аллмарк, - на автомате вступается Луис.
Все трое садимся, не сводя друг с друга глаз.
читать дальшеНу, всё-таки не ужас. Всё-таки не желание проснуться поскорее и забыть этот сон. Дрожь сплетённых на столе пальцев я практически чувствую. Но он преодолевает… Он меняется. На наших глазах меняется, и сам всё-таки понимает это. Выбирает. Не пытается остановить.
– Так значит, вы выросли в приёмной семье, Кармейн?
– Ну, до недавнего времени думал вообще-то, что в родной…
Из серии – история совсем сказочная. Так только человеки, наверное, могут, мы бы до этого не додумались.
Когда у 45-летней Маргарет Симмонс в очередной раз родился мёртвый ребёнок, врач и по совместительству друг семьи Джозеф Милле не без оснований решил, что от такого удара судьбы бедняжка может и умом поехать, и ничтоже сумняшеся подложил ей вместо мертворожденного невесть откуда взятого младенца. Разумеется, несчастная мать была настолько рада, что не обратила внимания ни на то, что младенец несколько крупноват для новорожденного, ни на полное отсутствие на ребёнке родинок, ни на многие другие странности. Вот тебе и материнское сердце – ничего оно не подсказало. И потом, когда кроме весьма необычной внешности у ребёнка появились и другие странности – максимум, до чего додумалась Маргарет, это дикое с её же точки зрения предположение, что рождение такого ребёнка есть следствие похищения инопланетянами. Предположением она с доктором Милле поделилась, однако отправить ребёнка на подробное обследование отказалась наотрез – а ну как его отберут и замучат в лаборатории? Вырос Кармейн (назвали, кстати, в честь отца, а откуда он такое имя взял – уже неизвестно, ни дедушки, ни бабушки в живых нет) на удалённой ферме, и 16 лет своей жизни вообще ни тревог, ни забот не имел. Потом учёба, потом работа… Странные сны бывали и раньше, всю жизнь бывали, но никогда раньше его во сне никто так ясно и настойчиво не звал, уж тем более – не звал приехать в Тебриз. Благо, это оказалось несложно, потому что находился он как раз в Румынии. Ну так, мы выбирали ближайшего, не садисты ж мы…
После того, как сон повторился, Кармейн позвонил дяде Джо – просто излить опасения, что сходит с ума. Дядя Джо как раз удачно оказался то ли выпимши, то ли просто впечатлён рассказом… И признался, что когда-то давным-давно поменял мёртвого ребёнка на живого, но несколько необычного…
– Это всё, что я знаю, сильно-то через океан не наболтаешься.
– Ох и интересный наверняка мужик этот ваш доктор Милле, не отказался бы я с ним поболтать… Где он тебя взял? Тем более что даже на подкидывание к людям нас отдают обычно несколько постарше… Нас просто из капсулы такими маленькими не вынимают… Может, он сотрудник лаборатории, или знаком с сотрудниками лаборатории?
– Так я кто – инопланетянин? И вы – тоже?
– Лучше, Кармейн, лучше.
– Ты думаешь о том, что неизбежно останешься в стороне, что мы, как ровесники, друг другу ближе, - Луис подкрался так тихо, что его голос почти у меня над ухом прозвучал полной неожиданностью.
– Прогрессируешь.
– Да куда там. Будто сложно в тебе это прочесть.
Я повернулся. Мы были в номере Луиса, Кармейн убежал отправлять родителям письмо – да здравствует авиапочта. Поговорить по телефону с ними он надеялся со дня на день – на ферме сотовый не ловил, но доктор Милле обещал пригласить их к себе, в город (городишко гордо именовался городом, да).
– А ты не думал, что это только ты сам считаешь так? Будто эти сто с лишним лет разницы и всё, что в них входит, нас разделяет? На самом деле нас разделяет твоё чувство вины…
– Чушь! Какая вина, в чём?
– Ну, я и не ожидал, что ты в этом так уж быстро признаешься. Вина за то, что не уберёг свой вид. Всех, кто в тебя верил и кто от тебя зависел. И страх. Страх, что мы, воспитанные среди людей, не сможем тебя понять, отшатнёмся, чего доброго, примем его сторону… Человеческое возобладает и всё такое, а ты же у нас – тиран, возомнивший себя богом, плюнуть в тебя это дело чести всякого порядочного человека. Так вот, не будет этого. Плевать тут, знаешь, или сразу… или нафиг. А я видел, как сжимались у него кулаки, когда ты рассказывал о предательстве Реджина, и о последней битве, когда Тьерия… Я чувствовал то же самое, когда ты рассказывал это мне, и я пережил всё то же вновь. Знаешь, мы тоже могли бы решить, что мы никогда не будем достаточно близки тебе, потому что не заменим ведь тебе тех, кого ты потерял. Потому что там, тогда с тобой рядом не стояли, не помогали тебе воплощать План и за тебя не умирали. Но я верю в то, что этот барьер можно преодолеть. Да и не такой уж это барьер… Какими бы мы ни были разными в силу обстоятельств, мы все – инноваторы. Мы сейчас есть друг у друга – и это счастье. Ты пытаешься скрывать или хотя бы сдерживать чувства, потому что вроде как по статусу положено, хотя на самом деле ничерта ты не способен скрывать. И не только потому, что мы твои братья.
В номер ураганчиком ворвался Кармейн, сгрёб нас в объятья.
– Я решаю вопрос о том, чтоб остаться тут… Честно говоря, сам пока не знаю, каким образом, но что-то придумаем… Это ж мне надо уволиться и…
– Кармейн, ты же дизайнер? Занимаешься обоями, так?
– Ну да… Мечта детства, можно сказать. Я ещё пятилетним, помнится, изрисовал обои в маминой комнате, но мамочка меня настолько сильно любит, что не стала ругать или наказывать… Ну вот с того всё и началось. Где-то с десяти моих лет они стали брать обои исключительно под покраску. А ещё стали покупать мне холсты и краски. А на пятнадцатилетие подарили фотоаппарат… Одна из ведущих линий у нас, в обоях и фотообоях – виды природы… Есть даже конкретно наша ферма, окрестные луга, лес… Не представляю, почему, но люди это берут.
– Нда, обои – это, конечно, не ковры… Но думаю, справишься… По крайней мере, о рынке в целом ты знаешь больше, чем мы оба, вместе взятые.
– А… О чём вообще речь?
Карта в номере, естественно, была. Вероятные расположения первой фабрики были прикинуты ещё с Мариной, вопрос дорог взял на себя Луис, он же отмёл несколько вариантов именно с точки зрения дорожных развязок.
– Позже и эти районы рассматривать можно, но не сейчас. Начать лучше с самого выгодного варианта…
Кармейн хлопал глазами только какое-то время, потом включился. Сразу же была сделана пара нужных звонков, о результатах отзвонился Марине…Глаза Кармейна снова поменяли размер и выражение.
– Ты… На такой короткой ноге с королевой?
– Это долгая история, - улыбнулся Луис. Я погрозил ему кулаком – изложения истории в его исполнении я как-то побаивался.
– Знаешь, я как-то не думал об этом в таком ключе… Проект одобрили многие – в том числе сам король, Марина звонила ему, он сейчас в Афганистане…
Луис пошагал в сторону ванной, запустив руки в карманы и насвистывая «Моряк, ты слишком долго плавал».
– Так что считай, Кармейн, что работа у нас уже есть. Официальная и государственной важности. И лично у меня – а значит вполне и у вас, мы ведь одна семья – скоро будет жильё, покупаю домик тут симпатичный почти в европейском стиле… Я и так в этой гостинице появляюсь крайне редко, совестно уже. Поскольку Эрде на меня окончательно плюнул...
– Я ещё не знаю, как папа с мамой отреагируют, они и в Европу-то меня волновались отпускать, а тут – Восток… Хотя если так посмотреть – где сейчас безопасно-то?
– Удивительно… У одного из нас есть отец и мать… Которых он считал родными и любит.
– Ну да, люблю. Но я бы сказал, моё отношение к ним весьма объективно. Они просто правда очень хорошие люди. Со своими заскоками, но… Если они чего-то не понимают, они умеют просто не мешать.
– Люди частенько не понимают инноваторов, а нам в свою очередь не понять их. Потому что каждой из сторон кажется, что она говорит о совершенно простых и очевидных вещах. Нашу рациональность они считают чёрствостью и бездушием, а наш идеализм, преданность Идее – вообще чем-то ужасным… Они же для нас – просто дики и примитивны. Но тем не менее со многими из них можно иметь дело.
Меня навестил Локон. Вырвался из своей Антарктики погреться. Грелся у меня в номере – вопрос с домом пока находился в процессе. Как же я, оказывается, чертовски по нему соскучился… А через два дня его как-то отпускать обратно…
Тьерии на меня окончательно плевать. Что есть достаточно хорошо для меня, ясное дело. Тьерия увлёкся Шерманом – что уже очень нехорошо для этого самого Шермана. Таким образом я могу, цитирую, «торчать в своём драгоценном Азадистане сколько влезет и делать с ним что хочу», а с Шерманом у них – у Тьерии и его скромного сопровождения – скоро встреча… Да, тут, в Тебризе. На празднике в честь годовщины начала восстановления Азадистана – будет очень много кто, все шишки всех трёх блоков, ну вот и Шерман, как главком, ясное дело, тоже будет, у него намеренье «продемонстрировать Маннекин, как надо разговаривать с Небесными Судьями». Продемонстрирует… А тем временем коллеги-мейстеры, согласно тщательно разработанному плану, угонят федеральский флагман, «Атлантис»…
Я слушал, улыбаясь – а что мне, плакать? Раз люди не хотели по-хорошему с нами (ведь во многом из-за некорректных действий Алоуз мы проиграли) – будет по-плохому с Небесными Судьями. Понятно, что после этого дым подымется коромыслом… Похищение флагмана не замолчишь – а Судьи всё сделают, чтобы и не попытались замолчать, прямая трансляция с палубы захваченного судна, морда Реджина по всем каналам… Да, после этого я Локона увижу ещё очень нескоро. И да, это значит, что многие ключевые вопросы мне нужно постараться решить уже сейчас…
Да, свадьбу сыграют уже на «Атлантисе». Свадьбу Ниуве с Аланом – родственным инноведо генмодификантом, я его никогда не видел, только слышал о нём… От Сецуны… Мы, кстати, тоже приглашены – ну, как нас туда доставят, это не лично моя проблема… Братья прыгают от нетерпения увидеть сестрёнку. Да ведь и я её собственно в мире Anno Domini видел только пару раз. Только в мире Перекрёстка я узнал, что она жива.
А возможно, свадьба будет двойной. Всё к тому идёт у… Фелдт с Реджином. Я присвистнул – не ту страну всю жизнь считал Гондурасом… Ну да мне-то что…
Могу только искренне пожелать удачи.
– Ну, сами понимаете, мне лишь бы нас не касалось.
– А как оно вас касается? Вы ему ничем не мешаете. Да и полем потенциальных военных действий Азадистан едва ли способен стать.
– По доброй воле – да, генеральная линия не такова… Я боюсь подставы со стороны тех же РЕС. Как минимум прекрасной идеи разместить тут полигоны для испытаний, ибо чего у нас как грязи, так это незанятых территорий… И вот тут их надо будет мягко завернуть… И вот это уже чревато. Не то чтоб прямым нападением – для этого они недостаточно дураки, но вот стравить с другими странами третьего мира – запросто. Типа, мы ж хотели вас защитить, а вы…
– Ну да, запросто…
– И вот тут надо думать, как быть. Ибо иметь вооружённую армию – значит, рисковать вашим недружественным визитом, а не иметь её – мы не можем себе позволить в такой ситуации. И что нам теперь делать? Тайно вооружённые «кукурузники»?
– Нет, ну зачем сразу так… Иметь армию чисто для защиты своей территории вам пока никто не запрещает.
О, это утешительное «пока»…
/Продолжение Осколочной темы. О проектах/
Беседка в парке – идеальное место для встречи. Минимум посторонних глаз, минимум раздражающих-отвлекающих моментов. Приятный тенёк в такую погоду. Дорожка так замечательно заворачивает за куст, нас до последнего не видно… Это чтобы не напугать издали, одним своим видом?
– Цветы забыли, – ёрничает Луис. Заметно, что волнуется. Я потягиваю сок – жарко, да и… тоже волнуюсь.
Торопливые шаги на дорожке, мелькнули сквозь ветви серая ткань, салатовые волосы…
И вот оно снова – потрясённые, ошарашенные глаза. На нас разом, потом то на одного, то на другого. На мне белая рубашка, на Луисе голубая, больше первый взгляд не ловит никакой разницы. А на нём серая джинса, за плечами рюкзак. Волосы подлиннее наших, закрывают уши. Что-то среднее между Брингом и Дивайном, в смысле модификации хаоса на голове.
– Кармейн Симмонс. Ээээ, необычное имя…
– Ну, не необычнее, чем Риббонс Аллмарк, - на автомате вступается Луис.
Все трое садимся, не сводя друг с друга глаз.
читать дальше
– Цветы забыли, – ёрничает Луис. Заметно, что волнуется. Я потягиваю сок – жарко, да и… тоже волнуюсь.
Торопливые шаги на дорожке, мелькнули сквозь ветви серая ткань, салатовые волосы…
И вот оно снова – потрясённые, ошарашенные глаза. На нас разом, потом то на одного, то на другого. На мне белая рубашка, на Луисе голубая, больше первый взгляд не ловит никакой разницы. А на нём серая джинса, за плечами рюкзак. Волосы подлиннее наших, закрывают уши. Что-то среднее между Брингом и Дивайном, в смысле модификации хаоса на голове.
– Кармейн Симмонс. Ээээ, необычное имя…
– Ну, не необычнее, чем Риббонс Аллмарк, - на автомате вступается Луис.
Все трое садимся, не сводя друг с друга глаз.
читать дальше