Ты моя трава... ой, тьфу, моя ива(с) // Дэвид Шеридан, психологическое оружие Альянса
Р.С. Закиров визит великой княгини Елизаветы Федоровны в тюрьму к И.П. Каляеву как провокация Департамента полиции
на основе анализа мемуаров, неизданных архивных источников, а также материалов периодической печати обосновывается тезис о том, что визит великой княгини Елизаветы Федоровны в тюрьму к И.П. Каляеву был организован Департаментом полиции с целью дегероизации революционеров и являлся провокацией, в которой великая княгиня приняла активное и сознательное участие. Ключевые слова: эсеры, терроризм, И.П. Каляев, великая княгиня Елизавета Федоровна, Департамент полиции российской империи.
читать дальшеПокушение на великого князя Сергея Александровича 4 февраля 1905 г. прошло успешно: великий князь, ехавший в карете один, без сопровождающих,был убит,оказавшиеся на месте взрыва случайные прохожие не пострадали. Исполнитель этого покушения И.П.Каляев остался жив и был схвачен на месте происшествия. 7 февраля 1905г. произошло яркое и неординарное событие: в тюрьму к И.П.Каляеву пришла вдова убитого великого князя Елизавета Федоровна. В настоящее время визит великой княгини Елизаветы Федоровны в тюрьму к убийце своего мужа трактуется как торжество христианского милосердия и высоты духа,чему весьма способствовала ее недавняя канонизация. Однако ознакомление с архивными источниками вызывает серьезные сомнения в этой версии. Вопреки распространенному мнению, великая княгиня Елизавета Федоровна не была мягким и добрым человеком, интересующимся исключительно благотворительностью и духовными вопросами. Она была человеком жестким и практичным, и прекрасно понимала, что самодержавию по факту нечего противопоставить сложившемуся имиджу революционеров-террористов как бескорыстных мучеников и борцов за права народа, что симпатии общества находятся не на стороне самодержавия, и информационную войну с революционерами царская власть явно проигрывает.
Великая княгиня Елизавета Федоровна активно участвовала в политической жизни и была сторонником жестких мер в борьбе с революцией. Так, в 1902 г., вскоре после убийства эсером С.В.Балмашевым министра внутренних дел Д.С.Сипягина, великая княгиня писала НиколаюII: «Неужели нельзя судить этих животных полевым судом?<...> необходимо сделать все, чтобы не допустить превращения их в героев... чтобы убить в них желание рисковать своей жизнью и совершать подобные преступления (я считаю, что пусть бы он лучше заплатил своей жизнью и таким образом исчез!). Но кто он и что он–пусть никто не знает...»[3,с.23,24]. Вероятнее всего, оправившись от первого шока после убийства супруга, великая княгиня поняла, что представилась прекрасная возможность, чтобы использовать сложившуюся ситуацию для воплощения в жизнь собственных идей о «недопущении превращения революционеров в героев» и «убийстве в них желания рисковать своей жизнью и совершать подобные преступления». И действительно, все произошедшее далее – растиражированный визит великой княгини в тюрьму и последующие публикации в газетах о «раскаянии преступника»–как нельзя лучше должно было бы препятствовать «превращению революционеров в героев». Ничем другим, на наш взгляд, все произошедшее объяснить нельзя.
Оставив в стороне вопрос о благотворительной деятельности великой княгини, стоит отметить, что в данном конкретном случае есть все основания полагать, что ее визит в тюрьму был полицейской провокацией, в которой она приняла активное и сознательное участие. Ее визит был организован и проведен при помощи директора Департамента полиции А.А.Лопухина по инициативе самой великой княгини и впоследствии получил широкую и тенденциозную огласку. При этом великая княгиня не только не препятствовала этому, но и сама являлась источником слухов, отказавшись при этом от повторной встречи с И.П.Каляевым. Кроме того, содержание разговора великой княгини и И.П.Каляева, происходившего между ними за закрытыми дверями, стало известно А.А.Лопухину в тот же вечер, и единственный человек, который мог дать ему эту информацию,–великая княгиня. В свою очередь, визит великой княгини в тюрьму был частью плана Департамента полиции по дискредитации революционеров и террористов в глазах общества. Считается, что великая княгиня Елизавета Федоровна перед визитом к Каляеву в тюрьму попросила НиколаяII помиловать его, и тот согласился при условии, что Каляев в установленной форме подаст прошение о помиловании. Впоследствии, узнав о том, что И.П.Каляев приговорен к смертной казни, великая княгиня якобы вновь просила НиколаяII за него[9,с.241].
Разумеется, и в газетах оглашен был не первоначальный, а скорректированный вариант описания встречи. Директор Департамента полиции А.А.Лопухин, находившийся в Москве, в свою очередь, тоже по горячим следам написал отчет для своего непосредственного начальника – министра внутренних дел. В записке А.А.Лопухина не говорится ни о раскаянии преступника, ни о слезах, сказано лишь, что «он [арестованный] просил прощения, но доказывал, что убийство было необходимостью»[12,с.80]. Этот отчет был отправлен адресату вечером 7 февраля 1905г., вскоре после окончания встречи великой княгини с И.П.Каляевым. Заметим, что А.А.Лопухину в общих чертах уже было известно о содержании их разговора, а получить такую информацию вечером 7 февраля можно было только от великой княгини. Стоит так же отметить, что, судя по вышеприведенным телеграммам, в тот вечер содержание разговора великой княгини с арестованным сенатору Е.Б.Васильеву осталось неизвестным, т.е. великая княгиня сообщила о содержании разговора с Каляевым лично А.А.Лопухину, а тот уже передал информацию остальным заинтересованным лицам.
Сразу же после встречи великой княгини и Каляева в обществе начали циркулировать слухи об этом событии. По всей видимости, одним из непосредственных источником ложных слухов о посещении тюрьмы и раскаянии И.П.Каляева являлась сама великая княгиня и ее ближайшее
окружение; во всяком случае, достоверно известно, что эти слухи циркулировали в верхах. Среди членов царской фамилии сюжет о посещении великой княгиней Елизаветой Федоровной убийцы своего мужа имел большую популярность и часто становился предметом обсуждений. Так, в дневнике великой княгини Ксении Александровны имеется такая запись: «За столом д.Павел говорил такие вещи про Ella, что мы еле удерживались от слез.<...>Свой разговор с убийцей она скрывает. Она только сказала, что когда она к нему вошла, он спросил: “Кто вы?–Я жена того, кого Вы убили!”. Она ему простила и дала образок. Говорят, что он весь день лежит на койке, смотрит на образ и плачет!..»[5,с.103–104]. В дневнике великого князя Константина Константиновича есть прямое указание на то, что источником слухов была сама великая княгиня: «По поручению Эллы ее сестра Виктория сказала мне, что Элла ездила к убийце Сергея; она долго говорила с несчастным и дала ему образок. Накануне я слышал об этом посещении от генер<ал>-адъют<анта> А.П.Игнатьева и, пользуясь отсутствием Эллы, ушедшей укладывать детей, сообщил Павлу, Мари, Виктории и Беатрисе, что слышал. Им не было известно, что Элла была у убийцы, и они не верили этому, даже смеялись»[6,с.41]. Можно сделать вывод, что великая княгиня не делала секрета из посещения тюрьмы, и в курсе дела вскоре были уже и «дядя Павел» (великий князь Павел Александрович, только что приехавший из Парижа), и генерал-адьютант Игнатьев, а великий князь Константин Константинович сообщил эту новость тем, кто еще не знал ее. Таким же способом это распространялось дальше, обрастая подробностями и домыслами. Среди придворных дам эта история выглядела уже так: «Выяснилось, что какой-то негодяй кинул в его экипаж бомбу. К счастью, великая княгиня в то время не была вместе с ним. Она была так популярна, ее так обожали в Москве, что убийца дожидался момента, чтобы убить великого князя, когда тот окажется один.<....>После похорон великого князя она посетила тюрьму, в которой содержался его убийца. Она попросила, чтобы ее никто не сопровождал, и она могла бы поговорить с ним наедине. Каляев (так звали убийцу) встретил ее очень грубо и агрессивно. Но великая княгиня своим благозвучным голосом и высокими религиозными принципами сумела втолковать ему, какое непоправимое зло он совершил. Он упал пред ней на колени, выпрашивая прощения за свое преступление, и великая княгиня пообещала ходатайствовать перед императором, чтобы заменить для него смертный приговор менее суровым. Однако его величество не мог изменить приговор, которого требовали законы государства, и Каляев был казнен. Великая княгиня Елизавета продолжала помогать семье этого человека после его смерти. Такой была ее возвышенная натура!»[1,с.143].
В этом отрывке очень хорошо отмечены основные опорные точки легенды о великой княгине: так,Каляев пощадил великую княгиню и детей не из гуманистических соображений, а исключительно потому, что княгиня была популярна в Москве, т.е. ее гибель могла повредить репутации революционеров. Это непризнание того, что у идеологических противников могут быть какие-то бескорыстные и идейные мотивы, и отказ им даже в элементарных человеческих чувствах вроде сострадания понятен: революционеры не могут быть милосердными и положительными. В эпизоде с визитом в тюрьму Каляев, разумеется, упал на колени и раскаялся (как и было написано в газетах). Конечно, нельзя же было сказать, что великая княгиня пришла к убийце с прощением, а он и не думает раскаиваться! Слова «Его величество не мог изменить приговор, которого требовали законы государства» являются абсурдом, учитывая, что в Российской империи власть была самодержавной, и власть императора на тот момент была абсолютной. И, наконец, упомянуто даже о том, что великая княгиня помогала семье Каляева! Никаких свидетельств об этом нет, поэтому представляется, что это не более чем очередной слух, возникший в рамках создания легенды о великой княгине. Также ходили слухи о том, что изначально не предполагалось, что встреча И.П.Каляева и великой княгини получит широкую огласку, что ее визит в тюрьму страшно скандализировал двор и всем административным лицам, допустившим это свидание, сильно досталось. Также, по свидетельству М.Л.Мандельштама, через газеты было сообщено об отказе великой княгини от шефства над полком, расстреливавшего рабочих в Петербурге 9 января 1[9,с.241]. По нашему мнению, эти слухи были пущены целенаправленно и являются частью пропагандистской кампании Департамента полиции. Визит великой княгини в тюрьму, пущенные слухи о скандале при дворе и возможности помилования, отказ от шефства над расстрельным полком, публикации в прессе о раскаянии Каляева, демонстративная просьба о помиловании – все это не цепь случайностей, а часть плана по дискредитации и развенчанию террористов.
<...>
В дополнение к слухам, в прессе началась организованная информационная поддержка визита великой княгини в тюрьму: многие газеты написали о нем статьи, причем визит великой княгини был интерпретирован как торжество милосердия и православия (в частности, упоминалось, что И.П.Каляев поцеловал подаренную великой княгиней иконку), а особый акцент был сделан на раскаянии преступника. Случайная утечка информации в газеты исключается полностью: в 1905г. было подтверждено действие п.73 отделения No5 Устава о цензуре и печати 1828г., которым был предусмотрен порядок печатания известий, в которых так или иначе упоминались особы императорской фамилии, исключительно с разрешения министра императорского двора, т.е. разрешение на публикацию сведений о визите великой княгини должно было быть получено с самого верха[10,с.47]. Кроме того, в день визита великой княгини в тюрьму, 7 февраля 1905г., градоначальник Е.Н.Волков получил рапорт начальника московской сыскной полиции Лебедева, который предлагал запретить любые публикации в газетах о деле великого князя как вредные и мешающие розыску, и градоначальник наложил резолюцию: «Согласен. Меры принять», но публикации в газетах о визите великой княгини в тюрьму в газетах все-таки появились[21,с.364]. Интересно, что эти публикации появились почти одновременно и содержали один и тот же текст – перепечатку телеграммы Российского телеграфного агенства от 11 февраля: «По достоверным слухам, великая княгиня посетила убийцу и спросила его, за что он убил ее мужа. Убийца ответил “Я исполнил волю революционного комитета”. Великая княгиня спросила: “Вы верующий?” и получив утвердительный ответ, дала убийце образок и сказала: “Я вас прощаю, бог будет судьей между князем и вами, а я буду ходатайствовать о сохранении вам жизни”. Убийца разрыдался»[14]. Некоторые газеты не ограничивались перепечаткой официальной телеграммы, а давали волю фантазии: «Ну да! Он тверд, безжалостен, он фанатик идеи и долга. Но эта женщина, явившаяся к нему из Царских чертогов, от не остывшего еще праха дорогого человека, столь дико изуродованного, к нему, не умывшему еще рук от крови жертвы, и принесшая вместо гнева –любовь– разве не тверже ее вера в ее идеал? С каким оружием, с какой адской бомбой ему выступить против ее любви и прощения?Он сдался. Он побежден. Как подкошенный упал он к ногам этой женщины – не Великой княгини, а великой страдалицы»[11,с.11]. Про то, что ее визит не был спонтанным, а был организован непосредственно директором Департамента полиции А.А.Лопухиным по ее личному указанию, газеты, разумеется, дипломатично умалчивали, и это умолчание столь важного факта говорит о многом. Вопрос о том, почему раскаявшийся преступник по-прежнему не называет себя и не выдает сообщников, в заданных легендой рамках ответа не имел, а потому так же остался за скобками. Таким образом, директор Департамента полиции А.А.Лопухин, находившийся в то время в Москве, являлся организатором этой встречи, и имеется свидетельство, что он же сам и разгласил всю эту историю[2,с.93]. Другого объяснения всему произошедшему просто нет, и не удивительно, что об этом в своих мемуарах и дневниках не упомянули ни великие князья, ни адьютант великого князя Джунковский (который уклончиво написал, что за помощью в организации встречи с арестованным великая княгиня обратилась к московскому градоначальнику)[4,с.43]. Ведь с точки зрения общества, сам факт участия директора Департамента полиции в организации какого-либо мероприятия заведомо попахивает провокацией. Многочисленные авторы, которые трактуют визит великой княгини в тюрьму как проявление христианского милосердия, упорно не замечают этого факта. А если истинным организатором встречи был Департамент полиции, тогда становится ясно, что, скорее всего, искаженная огласка события в прессе не была случайной, а кампания по канонизации великой княгини и дискредитации Каляева была продумана и спланирована. Видимо, в рамках той же кампании в мае 1905г., уже после суда, НиколайII дал новому директору Департамента полиции С.Г.Коваленскому секретное поручение добиться от осужденного Каляева прошения о помиловании[13,с.119–121]. Если И.П.Каляев и был введен в заблуждение относительно истинных мотивов визита великой княгини, то ненадолго. Уже 21 февраля он через прокурора передает великой княгине просьбу о повторной встрече, постоянно уточняя, пришел ли ответ. 23 февраля уже упомянутый граф Менгден передал отказ великой княгини, прося сохранять его в тайне. 25 февраля прокурор официально объявил Каляеву: великая княгиня не усматривает надобности вторично его видеть. Каляев сказал, что огорчен ее отказом, т.к. надеялся получить от великой княгини «некоторые объяснения» по поводу их прошлой беседы, и пытался выяснить, что пишут о его встрече с великой княгиней в русских и иностранных газетах[17,с.20–21]. Причинно-следственные связи в данном случае лежат на поверхности, и почему И.П.Каляев, который незадолго до того всячески выражал нежелание общаться со следствием, вдруг заинтересовался освещением его встречи с великой княгиней в прессе, и какие объяснения потребовал бы у нее при повторной встрече, гадать не приходится. Находясь в тюремной камере, заподозрить неладное с публикациями о визите великой княгини И.П.Каляев мог, только услышав какие-то разговоры тюремщиков или если кто-то специально ему об этом сообщил. Случайно такое произойти едва ли могло, более вероятно, что эти разговоры тюремщиков являлись частью плана психологического давления на арестованного. Впоследствии И.П.Каляев сказал своему адвокату, М.Л.Мандельштаму: «Правительству было мало подвергнуть меня смертной казни. Оно прекрасно понимало, что создавая мучеников, оно только усиливает ореол революции. Правительство решило не только убить меня, но и скомпрометировать как меня лично, так и ненавистную ему за аграрный террор и беспорядки партию. Оно хотело показать, что революционер, отнявший жизнь у другого человека, сам боится смерти и готов...[любойценой] купить себе дарование жизни и смягчение наказания. Именно с этой целью Департамент полиции подослал ко мне вдову убитого»[9,с.241]. Только 24 марта 1905г., когда его инкогнито уже было раскрыто и не было смысла далее скрывать свой почерк, он смог написать великой княгине письмо. Это письмо, на мой взгляд, дает исчерпывающее представление о происходящем: «Ваш отказ от вторичного свидания плохо рекомендует бескорыстие первого<....>Как это случилось, какие интриганы, несомненно, из-за каких-то расчетов, опубликовали сведения о нашем свидании, как о каком-то торжестве православия, и скрыв самое существенное, открыли простор самым вольным толкованиям о характере свидания. Под личиной безобидного извещения о “факте” они бросили в публику семя клеветы и тревоги за честь революционера<....>Я доверился вашему благородству, полагая, что ваше официальное высокое положение, ваше личное достоинство могут служить гарантией, достаточной против клеветнической интриги, в которую так или иначе были замешаны и вы. Но вы не побоялись оказаться замешанной в нее: мое доверие к вам не оправдалось. Клеветническая интрига и тенденциозное изображение нашего свидания налицо. Спрашивается: могло ли бы произойти и то, и другое помимо вашего участия, хотя бы пассивного, в форме непротивления, обратное действие которому было обязанностью вашей чести? Ответ дан самим вопросом, и я решительно протестую против приложения политической мерки к доброму чувству моего снисхождения к вашему горю.<....>Ведь для меня несомненно, что это вы – источник всех сообщений обо мне, ибо кто же бы осмелился передавать содержание нашего разговора с вами, не спросив у нас на то позволения (в газетной передаче оно исковеркано: я не объявлял себя верующим, я не выражал какого-либо раскаяния).<....> Почему же вы допустили оскорбление моего чувства снисхождения к Вам, зная, что защитить себя от наветов до суда я лишен всякой возможности. Почему Ваши агенты умолчали обо всем, неприятном для Вас, из моего разговора с Вами? Почему вы не опубликовали моего признания Вам, что великий князь был убит как вредный политический деятель, что я действовал против него сознательно, что мне не в чем раскаиваться, так как моя совесть чиста? Все это скрыто от публики, сообщены безобидно одни “факты”»[15,с.264]. Есть свидетельство о том, что И.П.Каляев молился после визита великой княгини и вручения иконки, которую он бережно хранил, клал на подушку и перед которой якобы и молился. Свидетельство представляется сомнительным, во всяком случае, молитвы едва ли подразумевали раскаяние и вряд ли находились в причинно-следственной связи с визитом великой княгини, особенно после того, как стало известно о том, что их с Каляевым встреча с глазу на глаз получила широкую и тенденциозную огласку. К тому же, судя по всему, молитвы перед иконкой великой княгини если и имели место, то происходили только в первые несколько дней после ее вручения, и прекратились после того, как об этих молитвах написали газеты, а слух об этом дошел до И.П.Каляева. Не хранить бережно иконку, кем бы она ни была подарена, причин не было, к тому же в конце марта 1905г. Каляев вместе с вышеуказанным письмом вернул ее великой княгине[18,с.13]. Это письмо было сочтено оскорбительным и не было передано великой княгине, но было впоследствии опубликовано товарищами Каляева по партии. В оригинале письма действительно встречались оскорбительные выражения, такие как «интриганы охранного отделения», «клевещите, клевещите, что нибудь да останется; пользуйтесь временем» и даже «бесстыжая интриганка охранного отделения, достойная супруга царственного Зубатова», которые даже эсеры сочли за лучшее не публиковать[15,с.264]. Но, конечно, они стали только формальным поводом для задержки письма; истинной причиной было то, что обстоятельства визита в тюрьму великой княгини явно указывали на ее участие в полицейской провокации. Резкость выражений вполне объяснима и даже извиняема: И.П.Каляев очень переживал из-за этой истории, а газеты и мемуаристы, написавшие о его раскаянии, не только оболгали его, но при этом тоже не очень стеснялись в выражениях. Он даже каким-то острым предметом сделал себе на пальцах порезы в виде колец, и когда его защитник В.В.Беренштам неосторожно упомянул об истории с великой княгиней, в отчаянии стал срывать с заживающих ран на пальцах подсохшую кровь, но вскоре взял себя в руки 1[2,с.90].
Исчерпывающая характеристика мотивов визита великой княгини в тюрьму к И.П.Каляеву содержится в черновых материалах к докладам министра юстиции С.С.Манухина НиколаюII. 8 февраля в 10 часов вечера Е.Б.Васильев передал по телефону информацию о том, что великая княгиня собирается писать письмо НиколаюII об облегчении участи обвиняемого, и «по сему поводу Ее Императорское Высочество изволила обращаться к московскому градоначальнику с вопросом, насколько, по его мнению, представляется удобным осуществление такого Ея желания в интересах государственного порядка»2[23,с.109]. Кажется, трудно выразиться яснее! Если такое письмо действительно было написано великой княгиней и просьбы о помиловании И.П.Каляева с ее стороны действительно были, то они были вызваны не христианским милосердием, как пыталась позиционировать поведение великой княгини официальная пропаганда (ведь милосердие не может делаться по расчету!), а заботой об интересах государственного порядка! Очевидно, что в конечном итоге определенные имиджевые дивиденты получила и великая княгиня (статус святой и праведницы), и покойный великий князь (статус великомученика), и самодержавная власть в целом (если во власти встречаются праведники и великомученики, значит, не так уж она плоха). Единственный, кто должен был остаться в минусе, и не остался в нем по чистой случайности – это И.П.Каляев (и все революционное движение в целом), что тоже служит явным указанием на то, кому была выгодна огласка этой истории. Все вышеизложенное, на наш взгляд, несомненно, указывает на существование комбинации минимум из нескольких ходов, ставившей целью развенчание героического образа революционеров, одним из составных частей которой было посещение великой княгиней арестованного.
chrome-extension://oemmndcbldboiebfnladdacbdfmadadm/mggu-sh.ru/sites/default/files/istor_politolog_...
на основе анализа мемуаров, неизданных архивных источников, а также материалов периодической печати обосновывается тезис о том, что визит великой княгини Елизаветы Федоровны в тюрьму к И.П. Каляеву был организован Департаментом полиции с целью дегероизации революционеров и являлся провокацией, в которой великая княгиня приняла активное и сознательное участие. Ключевые слова: эсеры, терроризм, И.П. Каляев, великая княгиня Елизавета Федоровна, Департамент полиции российской империи.
читать дальшеПокушение на великого князя Сергея Александровича 4 февраля 1905 г. прошло успешно: великий князь, ехавший в карете один, без сопровождающих,был убит,оказавшиеся на месте взрыва случайные прохожие не пострадали. Исполнитель этого покушения И.П.Каляев остался жив и был схвачен на месте происшествия. 7 февраля 1905г. произошло яркое и неординарное событие: в тюрьму к И.П.Каляеву пришла вдова убитого великого князя Елизавета Федоровна. В настоящее время визит великой княгини Елизаветы Федоровны в тюрьму к убийце своего мужа трактуется как торжество христианского милосердия и высоты духа,чему весьма способствовала ее недавняя канонизация. Однако ознакомление с архивными источниками вызывает серьезные сомнения в этой версии. Вопреки распространенному мнению, великая княгиня Елизавета Федоровна не была мягким и добрым человеком, интересующимся исключительно благотворительностью и духовными вопросами. Она была человеком жестким и практичным, и прекрасно понимала, что самодержавию по факту нечего противопоставить сложившемуся имиджу революционеров-террористов как бескорыстных мучеников и борцов за права народа, что симпатии общества находятся не на стороне самодержавия, и информационную войну с революционерами царская власть явно проигрывает.
Великая княгиня Елизавета Федоровна активно участвовала в политической жизни и была сторонником жестких мер в борьбе с революцией. Так, в 1902 г., вскоре после убийства эсером С.В.Балмашевым министра внутренних дел Д.С.Сипягина, великая княгиня писала НиколаюII: «Неужели нельзя судить этих животных полевым судом?<...> необходимо сделать все, чтобы не допустить превращения их в героев... чтобы убить в них желание рисковать своей жизнью и совершать подобные преступления (я считаю, что пусть бы он лучше заплатил своей жизнью и таким образом исчез!). Но кто он и что он–пусть никто не знает...»[3,с.23,24]. Вероятнее всего, оправившись от первого шока после убийства супруга, великая княгиня поняла, что представилась прекрасная возможность, чтобы использовать сложившуюся ситуацию для воплощения в жизнь собственных идей о «недопущении превращения революционеров в героев» и «убийстве в них желания рисковать своей жизнью и совершать подобные преступления». И действительно, все произошедшее далее – растиражированный визит великой княгини в тюрьму и последующие публикации в газетах о «раскаянии преступника»–как нельзя лучше должно было бы препятствовать «превращению революционеров в героев». Ничем другим, на наш взгляд, все произошедшее объяснить нельзя.
Оставив в стороне вопрос о благотворительной деятельности великой княгини, стоит отметить, что в данном конкретном случае есть все основания полагать, что ее визит в тюрьму был полицейской провокацией, в которой она приняла активное и сознательное участие. Ее визит был организован и проведен при помощи директора Департамента полиции А.А.Лопухина по инициативе самой великой княгини и впоследствии получил широкую и тенденциозную огласку. При этом великая княгиня не только не препятствовала этому, но и сама являлась источником слухов, отказавшись при этом от повторной встречи с И.П.Каляевым. Кроме того, содержание разговора великой княгини и И.П.Каляева, происходившего между ними за закрытыми дверями, стало известно А.А.Лопухину в тот же вечер, и единственный человек, который мог дать ему эту информацию,–великая княгиня. В свою очередь, визит великой княгини в тюрьму был частью плана Департамента полиции по дискредитации революционеров и террористов в глазах общества. Считается, что великая княгиня Елизавета Федоровна перед визитом к Каляеву в тюрьму попросила НиколаяII помиловать его, и тот согласился при условии, что Каляев в установленной форме подаст прошение о помиловании. Впоследствии, узнав о том, что И.П.Каляев приговорен к смертной казни, великая княгиня якобы вновь просила НиколаяII за него[9,с.241].
Разумеется, и в газетах оглашен был не первоначальный, а скорректированный вариант описания встречи. Директор Департамента полиции А.А.Лопухин, находившийся в Москве, в свою очередь, тоже по горячим следам написал отчет для своего непосредственного начальника – министра внутренних дел. В записке А.А.Лопухина не говорится ни о раскаянии преступника, ни о слезах, сказано лишь, что «он [арестованный] просил прощения, но доказывал, что убийство было необходимостью»[12,с.80]. Этот отчет был отправлен адресату вечером 7 февраля 1905г., вскоре после окончания встречи великой княгини с И.П.Каляевым. Заметим, что А.А.Лопухину в общих чертах уже было известно о содержании их разговора, а получить такую информацию вечером 7 февраля можно было только от великой княгини. Стоит так же отметить, что, судя по вышеприведенным телеграммам, в тот вечер содержание разговора великой княгини с арестованным сенатору Е.Б.Васильеву осталось неизвестным, т.е. великая княгиня сообщила о содержании разговора с Каляевым лично А.А.Лопухину, а тот уже передал информацию остальным заинтересованным лицам.
Сразу же после встречи великой княгини и Каляева в обществе начали циркулировать слухи об этом событии. По всей видимости, одним из непосредственных источником ложных слухов о посещении тюрьмы и раскаянии И.П.Каляева являлась сама великая княгиня и ее ближайшее
окружение; во всяком случае, достоверно известно, что эти слухи циркулировали в верхах. Среди членов царской фамилии сюжет о посещении великой княгиней Елизаветой Федоровной убийцы своего мужа имел большую популярность и часто становился предметом обсуждений. Так, в дневнике великой княгини Ксении Александровны имеется такая запись: «За столом д.Павел говорил такие вещи про Ella, что мы еле удерживались от слез.<...>Свой разговор с убийцей она скрывает. Она только сказала, что когда она к нему вошла, он спросил: “Кто вы?–Я жена того, кого Вы убили!”. Она ему простила и дала образок. Говорят, что он весь день лежит на койке, смотрит на образ и плачет!..»[5,с.103–104]. В дневнике великого князя Константина Константиновича есть прямое указание на то, что источником слухов была сама великая княгиня: «По поручению Эллы ее сестра Виктория сказала мне, что Элла ездила к убийце Сергея; она долго говорила с несчастным и дала ему образок. Накануне я слышал об этом посещении от генер<ал>-адъют<анта> А.П.Игнатьева и, пользуясь отсутствием Эллы, ушедшей укладывать детей, сообщил Павлу, Мари, Виктории и Беатрисе, что слышал. Им не было известно, что Элла была у убийцы, и они не верили этому, даже смеялись»[6,с.41]. Можно сделать вывод, что великая княгиня не делала секрета из посещения тюрьмы, и в курсе дела вскоре были уже и «дядя Павел» (великий князь Павел Александрович, только что приехавший из Парижа), и генерал-адьютант Игнатьев, а великий князь Константин Константинович сообщил эту новость тем, кто еще не знал ее. Таким же способом это распространялось дальше, обрастая подробностями и домыслами. Среди придворных дам эта история выглядела уже так: «Выяснилось, что какой-то негодяй кинул в его экипаж бомбу. К счастью, великая княгиня в то время не была вместе с ним. Она была так популярна, ее так обожали в Москве, что убийца дожидался момента, чтобы убить великого князя, когда тот окажется один.<....>После похорон великого князя она посетила тюрьму, в которой содержался его убийца. Она попросила, чтобы ее никто не сопровождал, и она могла бы поговорить с ним наедине. Каляев (так звали убийцу) встретил ее очень грубо и агрессивно. Но великая княгиня своим благозвучным голосом и высокими религиозными принципами сумела втолковать ему, какое непоправимое зло он совершил. Он упал пред ней на колени, выпрашивая прощения за свое преступление, и великая княгиня пообещала ходатайствовать перед императором, чтобы заменить для него смертный приговор менее суровым. Однако его величество не мог изменить приговор, которого требовали законы государства, и Каляев был казнен. Великая княгиня Елизавета продолжала помогать семье этого человека после его смерти. Такой была ее возвышенная натура!»[1,с.143].
В этом отрывке очень хорошо отмечены основные опорные точки легенды о великой княгине: так,Каляев пощадил великую княгиню и детей не из гуманистических соображений, а исключительно потому, что княгиня была популярна в Москве, т.е. ее гибель могла повредить репутации революционеров. Это непризнание того, что у идеологических противников могут быть какие-то бескорыстные и идейные мотивы, и отказ им даже в элементарных человеческих чувствах вроде сострадания понятен: революционеры не могут быть милосердными и положительными. В эпизоде с визитом в тюрьму Каляев, разумеется, упал на колени и раскаялся (как и было написано в газетах). Конечно, нельзя же было сказать, что великая княгиня пришла к убийце с прощением, а он и не думает раскаиваться! Слова «Его величество не мог изменить приговор, которого требовали законы государства» являются абсурдом, учитывая, что в Российской империи власть была самодержавной, и власть императора на тот момент была абсолютной. И, наконец, упомянуто даже о том, что великая княгиня помогала семье Каляева! Никаких свидетельств об этом нет, поэтому представляется, что это не более чем очередной слух, возникший в рамках создания легенды о великой княгине. Также ходили слухи о том, что изначально не предполагалось, что встреча И.П.Каляева и великой княгини получит широкую огласку, что ее визит в тюрьму страшно скандализировал двор и всем административным лицам, допустившим это свидание, сильно досталось. Также, по свидетельству М.Л.Мандельштама, через газеты было сообщено об отказе великой княгини от шефства над полком, расстреливавшего рабочих в Петербурге 9 января 1[9,с.241]. По нашему мнению, эти слухи были пущены целенаправленно и являются частью пропагандистской кампании Департамента полиции. Визит великой княгини в тюрьму, пущенные слухи о скандале при дворе и возможности помилования, отказ от шефства над расстрельным полком, публикации в прессе о раскаянии Каляева, демонстративная просьба о помиловании – все это не цепь случайностей, а часть плана по дискредитации и развенчанию террористов.
<...>
В дополнение к слухам, в прессе началась организованная информационная поддержка визита великой княгини в тюрьму: многие газеты написали о нем статьи, причем визит великой княгини был интерпретирован как торжество милосердия и православия (в частности, упоминалось, что И.П.Каляев поцеловал подаренную великой княгиней иконку), а особый акцент был сделан на раскаянии преступника. Случайная утечка информации в газеты исключается полностью: в 1905г. было подтверждено действие п.73 отделения No5 Устава о цензуре и печати 1828г., которым был предусмотрен порядок печатания известий, в которых так или иначе упоминались особы императорской фамилии, исключительно с разрешения министра императорского двора, т.е. разрешение на публикацию сведений о визите великой княгини должно было быть получено с самого верха[10,с.47]. Кроме того, в день визита великой княгини в тюрьму, 7 февраля 1905г., градоначальник Е.Н.Волков получил рапорт начальника московской сыскной полиции Лебедева, который предлагал запретить любые публикации в газетах о деле великого князя как вредные и мешающие розыску, и градоначальник наложил резолюцию: «Согласен. Меры принять», но публикации в газетах о визите великой княгини в тюрьму в газетах все-таки появились[21,с.364]. Интересно, что эти публикации появились почти одновременно и содержали один и тот же текст – перепечатку телеграммы Российского телеграфного агенства от 11 февраля: «По достоверным слухам, великая княгиня посетила убийцу и спросила его, за что он убил ее мужа. Убийца ответил “Я исполнил волю революционного комитета”. Великая княгиня спросила: “Вы верующий?” и получив утвердительный ответ, дала убийце образок и сказала: “Я вас прощаю, бог будет судьей между князем и вами, а я буду ходатайствовать о сохранении вам жизни”. Убийца разрыдался»[14]. Некоторые газеты не ограничивались перепечаткой официальной телеграммы, а давали волю фантазии: «Ну да! Он тверд, безжалостен, он фанатик идеи и долга. Но эта женщина, явившаяся к нему из Царских чертогов, от не остывшего еще праха дорогого человека, столь дико изуродованного, к нему, не умывшему еще рук от крови жертвы, и принесшая вместо гнева –любовь– разве не тверже ее вера в ее идеал? С каким оружием, с какой адской бомбой ему выступить против ее любви и прощения?Он сдался. Он побежден. Как подкошенный упал он к ногам этой женщины – не Великой княгини, а великой страдалицы»[11,с.11]. Про то, что ее визит не был спонтанным, а был организован непосредственно директором Департамента полиции А.А.Лопухиным по ее личному указанию, газеты, разумеется, дипломатично умалчивали, и это умолчание столь важного факта говорит о многом. Вопрос о том, почему раскаявшийся преступник по-прежнему не называет себя и не выдает сообщников, в заданных легендой рамках ответа не имел, а потому так же остался за скобками. Таким образом, директор Департамента полиции А.А.Лопухин, находившийся в то время в Москве, являлся организатором этой встречи, и имеется свидетельство, что он же сам и разгласил всю эту историю[2,с.93]. Другого объяснения всему произошедшему просто нет, и не удивительно, что об этом в своих мемуарах и дневниках не упомянули ни великие князья, ни адьютант великого князя Джунковский (который уклончиво написал, что за помощью в организации встречи с арестованным великая княгиня обратилась к московскому градоначальнику)[4,с.43]. Ведь с точки зрения общества, сам факт участия директора Департамента полиции в организации какого-либо мероприятия заведомо попахивает провокацией. Многочисленные авторы, которые трактуют визит великой княгини в тюрьму как проявление христианского милосердия, упорно не замечают этого факта. А если истинным организатором встречи был Департамент полиции, тогда становится ясно, что, скорее всего, искаженная огласка события в прессе не была случайной, а кампания по канонизации великой княгини и дискредитации Каляева была продумана и спланирована. Видимо, в рамках той же кампании в мае 1905г., уже после суда, НиколайII дал новому директору Департамента полиции С.Г.Коваленскому секретное поручение добиться от осужденного Каляева прошения о помиловании[13,с.119–121]. Если И.П.Каляев и был введен в заблуждение относительно истинных мотивов визита великой княгини, то ненадолго. Уже 21 февраля он через прокурора передает великой княгине просьбу о повторной встрече, постоянно уточняя, пришел ли ответ. 23 февраля уже упомянутый граф Менгден передал отказ великой княгини, прося сохранять его в тайне. 25 февраля прокурор официально объявил Каляеву: великая княгиня не усматривает надобности вторично его видеть. Каляев сказал, что огорчен ее отказом, т.к. надеялся получить от великой княгини «некоторые объяснения» по поводу их прошлой беседы, и пытался выяснить, что пишут о его встрече с великой княгиней в русских и иностранных газетах[17,с.20–21]. Причинно-следственные связи в данном случае лежат на поверхности, и почему И.П.Каляев, который незадолго до того всячески выражал нежелание общаться со следствием, вдруг заинтересовался освещением его встречи с великой княгиней в прессе, и какие объяснения потребовал бы у нее при повторной встрече, гадать не приходится. Находясь в тюремной камере, заподозрить неладное с публикациями о визите великой княгини И.П.Каляев мог, только услышав какие-то разговоры тюремщиков или если кто-то специально ему об этом сообщил. Случайно такое произойти едва ли могло, более вероятно, что эти разговоры тюремщиков являлись частью плана психологического давления на арестованного. Впоследствии И.П.Каляев сказал своему адвокату, М.Л.Мандельштаму: «Правительству было мало подвергнуть меня смертной казни. Оно прекрасно понимало, что создавая мучеников, оно только усиливает ореол революции. Правительство решило не только убить меня, но и скомпрометировать как меня лично, так и ненавистную ему за аграрный террор и беспорядки партию. Оно хотело показать, что революционер, отнявший жизнь у другого человека, сам боится смерти и готов...[любойценой] купить себе дарование жизни и смягчение наказания. Именно с этой целью Департамент полиции подослал ко мне вдову убитого»[9,с.241]. Только 24 марта 1905г., когда его инкогнито уже было раскрыто и не было смысла далее скрывать свой почерк, он смог написать великой княгине письмо. Это письмо, на мой взгляд, дает исчерпывающее представление о происходящем: «Ваш отказ от вторичного свидания плохо рекомендует бескорыстие первого<....>Как это случилось, какие интриганы, несомненно, из-за каких-то расчетов, опубликовали сведения о нашем свидании, как о каком-то торжестве православия, и скрыв самое существенное, открыли простор самым вольным толкованиям о характере свидания. Под личиной безобидного извещения о “факте” они бросили в публику семя клеветы и тревоги за честь революционера<....>Я доверился вашему благородству, полагая, что ваше официальное высокое положение, ваше личное достоинство могут служить гарантией, достаточной против клеветнической интриги, в которую так или иначе были замешаны и вы. Но вы не побоялись оказаться замешанной в нее: мое доверие к вам не оправдалось. Клеветническая интрига и тенденциозное изображение нашего свидания налицо. Спрашивается: могло ли бы произойти и то, и другое помимо вашего участия, хотя бы пассивного, в форме непротивления, обратное действие которому было обязанностью вашей чести? Ответ дан самим вопросом, и я решительно протестую против приложения политической мерки к доброму чувству моего снисхождения к вашему горю.<....>Ведь для меня несомненно, что это вы – источник всех сообщений обо мне, ибо кто же бы осмелился передавать содержание нашего разговора с вами, не спросив у нас на то позволения (в газетной передаче оно исковеркано: я не объявлял себя верующим, я не выражал какого-либо раскаяния).<....> Почему же вы допустили оскорбление моего чувства снисхождения к Вам, зная, что защитить себя от наветов до суда я лишен всякой возможности. Почему Ваши агенты умолчали обо всем, неприятном для Вас, из моего разговора с Вами? Почему вы не опубликовали моего признания Вам, что великий князь был убит как вредный политический деятель, что я действовал против него сознательно, что мне не в чем раскаиваться, так как моя совесть чиста? Все это скрыто от публики, сообщены безобидно одни “факты”»[15,с.264]. Есть свидетельство о том, что И.П.Каляев молился после визита великой княгини и вручения иконки, которую он бережно хранил, клал на подушку и перед которой якобы и молился. Свидетельство представляется сомнительным, во всяком случае, молитвы едва ли подразумевали раскаяние и вряд ли находились в причинно-следственной связи с визитом великой княгини, особенно после того, как стало известно о том, что их с Каляевым встреча с глазу на глаз получила широкую и тенденциозную огласку. К тому же, судя по всему, молитвы перед иконкой великой княгини если и имели место, то происходили только в первые несколько дней после ее вручения, и прекратились после того, как об этих молитвах написали газеты, а слух об этом дошел до И.П.Каляева. Не хранить бережно иконку, кем бы она ни была подарена, причин не было, к тому же в конце марта 1905г. Каляев вместе с вышеуказанным письмом вернул ее великой княгине[18,с.13]. Это письмо было сочтено оскорбительным и не было передано великой княгине, но было впоследствии опубликовано товарищами Каляева по партии. В оригинале письма действительно встречались оскорбительные выражения, такие как «интриганы охранного отделения», «клевещите, клевещите, что нибудь да останется; пользуйтесь временем» и даже «бесстыжая интриганка охранного отделения, достойная супруга царственного Зубатова», которые даже эсеры сочли за лучшее не публиковать[15,с.264]. Но, конечно, они стали только формальным поводом для задержки письма; истинной причиной было то, что обстоятельства визита в тюрьму великой княгини явно указывали на ее участие в полицейской провокации. Резкость выражений вполне объяснима и даже извиняема: И.П.Каляев очень переживал из-за этой истории, а газеты и мемуаристы, написавшие о его раскаянии, не только оболгали его, но при этом тоже не очень стеснялись в выражениях. Он даже каким-то острым предметом сделал себе на пальцах порезы в виде колец, и когда его защитник В.В.Беренштам неосторожно упомянул об истории с великой княгиней, в отчаянии стал срывать с заживающих ран на пальцах подсохшую кровь, но вскоре взял себя в руки 1[2,с.90].
Исчерпывающая характеристика мотивов визита великой княгини в тюрьму к И.П.Каляеву содержится в черновых материалах к докладам министра юстиции С.С.Манухина НиколаюII. 8 февраля в 10 часов вечера Е.Б.Васильев передал по телефону информацию о том, что великая княгиня собирается писать письмо НиколаюII об облегчении участи обвиняемого, и «по сему поводу Ее Императорское Высочество изволила обращаться к московскому градоначальнику с вопросом, насколько, по его мнению, представляется удобным осуществление такого Ея желания в интересах государственного порядка»2[23,с.109]. Кажется, трудно выразиться яснее! Если такое письмо действительно было написано великой княгиней и просьбы о помиловании И.П.Каляева с ее стороны действительно были, то они были вызваны не христианским милосердием, как пыталась позиционировать поведение великой княгини официальная пропаганда (ведь милосердие не может делаться по расчету!), а заботой об интересах государственного порядка! Очевидно, что в конечном итоге определенные имиджевые дивиденты получила и великая княгиня (статус святой и праведницы), и покойный великий князь (статус великомученика), и самодержавная власть в целом (если во власти встречаются праведники и великомученики, значит, не так уж она плоха). Единственный, кто должен был остаться в минусе, и не остался в нем по чистой случайности – это И.П.Каляев (и все революционное движение в целом), что тоже служит явным указанием на то, кому была выгодна огласка этой истории. Все вышеизложенное, на наш взгляд, несомненно, указывает на существование комбинации минимум из нескольких ходов, ставившей целью развенчание героического образа революционеров, одним из составных частей которой было посещение великой княгиней арестованного.
chrome-extension://oemmndcbldboiebfnladdacbdfmadadm/mggu-sh.ru/sites/default/files/istor_politolog_...
